В конце июня 1914 года на территории Боснии, шестью годами ранее аннексированной Австро-Венгрией, начались военные маневры. 28 июня, по завершении военных мероприятий, генеральный инспектор армии и наследный принц Франц Фердинанд с супругой Софией Гуттенберг прибыл в столицу края – Сараево – для визита к местному губернатору.
Как мы сегодня знаем, это была очень плохая идея. Во-первых, присоединение Боснии и Герцеговины в 1908 году вызвало резкое неприятие Сербии и России, которые, однако, никак не смогли воспрепятствовать Габсбургам, энергично поддержанным немцами. Во-вторых, сербами поступок Вены был расценен как наступление на православных славян, ибо именно Босния стала первой провинцией Австро-Венгрии, где сербы составляли относительное большинство населения – в 1910 году их было более 800 тысяч из 1,9 млн., то есть более 40%.
В-третьих, приезд эрцгерцога в Сараево 28 июня случайно или преднамеренно выпал на «Видовдан» - особый день для национального сознания и исторической памяти сербов. 28 июня 1389 года состоялась битва на Косовом поле, где они потерпели тяжелейшее поражение от османских войск и на пять столетий потеряли независимость.
Само собой, демонстративный жест наследника австрийской короны был воспринят сербскими националистами как оскорбление и вызов. И в Вене об этом было известно – Франца Фердинанда предупредили об опасности поездки в Сараево, но молодой эрцгерцог пренебрег мерами предосторожности, да еще предпочел ехать в открытой машине по узким улицам главного города Боснии. Покушение стало делом техники. Первую бомбу террорист бросил в проезжавшую машину наследника, но взрывное устройство отскочило и попало в шедшую следом машину охраны. Шофер эрцгерцога резко набрал скорость, но в суматохе повернул не на ту улицу, и, пока он делал разворот, к машине подскочил 20-летний студент Гаврило Принцип и открыл огонь из револьвера. София Гуттенберг умерла на месте, а спустя несколько минут испустил дух и сам Франц Фердинанд.
Все атаковавшие были арестованы на месте. В ходе судебного процесса выяснилось, что они сербы, но подданные Австрии. Принцип и его соратники незадолго до означенных событий побывали в Сербии и получили оружие. Всё – этого было достаточно. Маховик закрутился. Первые несколько дней после убийства императорский двор в Вене колебался, пока местная пресса в унисон с берлинской вела ожесточенную антисербскую и антирусскую пропаганду. Австрия желала спешно сколотить альянс против Белграда и рассчитывала, кроме немцев, на болгар и турок, памятуя о Балканских войнах. Но пути к этому альянсу лежали через кайзера.
4 июля в Берлин направился личный посланник министра иностранных дел Австро-Венгрии, графа Берхтольда. В документе, который предлагалось рассмотреть членам будущей коалиции, говорилось о «непримиримых противоречиях» между Веной и Белградом. Граф писал кайзеру, что убийство эрцгерцога было «инспирировано» Сербией, посему уничтожение этой страны становилось делом, не терпящим отлагательства. По мнению историков, «ограниченные удары» (как бы мы сказали сегодня) Австрии по Сербии не вызвали бы большого скандала в Европе, т.к. Белград не пользовался особым уважением, а Россия не могла противостоять всему континенту. Да и не нужно это было Петербургу. Еще Столыпин, убитый в 1911 году, говорил: «Только война может погубить Россию» и «Дайте Государству 20 лет покоя, внутреннего и внешнего, и вы не узнаете нынешней России».
Кроме того, историки считают, что Европа, несмотря на высокую вероятность войны, не была к ней готова и тем более не желала ее наступления. Российская армия, например, не была должным образом оснащена, в стране не хватало железных дорог. Британия и Франция практически не имели противоречий друг с другом на континенте и даже к Австро-Венгрии не выдвигали особых претензий. Сама Вена не интересовалась ничем, кроме ослабления или подчинения Сербии, которую считала претендентом на Боснию, а потому – опасной страной.
Но австрийцы всё равно понимали, что, атаковав Белград, рискуют столкнуться с Россией и не справятся с ее армией – во всяком случае, без помощи немцев, но как раз их вступление означало бы большую войну. В 1914 году Габсбурги оказались между молотом немецкого подстрекательства и наковальней своих «ограниченных» региональных амбиций. Старый Франц Иосиф и премьер-министр Венгрии Тисса призывали быть осмотрительными, но «ястребы» были и многочисленнее, и активнее.
5 июля 1914 года кайзер Вильгельм заявил посланнику Австрии, что Вена может рассчитывать на поддержку Германии. В Берлине при этом были уверены, что Петербург и Лондон не вмешаются в конфликт. После этого германский император отправился в трехнедельный отпуск, предоставив австрийцам возможность принять окончательное решение.
В Вене, тем временем, не стали идти сразу на военное обострение, а предпочли (под влиянием венгерского премьера) направить Белграду ноту с изложением ряда требований. Однако под давлением Берхтольда нота приобрела ультимативный характер – сербам давалось лишь 48 часов на ответ. Нота писалась долго и появилась лишь 19 июля, но австрийцы ее придержали, потому что в Петербург через день прибывал президент Франции Раймон Пуанкаре, и в Вене решили не рисковать, грозя русскому союзнику на Балканах в присутствии русского союзника в Европе. Как только пароход французского президента вышел из Кронштадта 23 июля, министерство иностранных дел Сербии получило ноту от австрийского посла.
Документ содержал довольно жесткие требования: Сербия должна была запретить организации, враждебные Австрии; прекратить антиавстрийскую пропаганду в прессе; осудить любые действия, направленные на раскол империи; уволить из армии ряд офицеров и наказать пограничников, которые позволили группе Гаврилы Принципа вернуться в Боснию с оружием в руках, и т.д. Но самое важное требование было в другом – подключить австрийских эмиссаров к расследованию событий 28 июня, которое проходило и в Сербии. Уже 24 июля Британия и Франция посоветовали сербам ответить положительно на как можно большее число требований Австро-Венгрии. Одновременно британский МИД призвал австрийцев и немцев продлить срок ультиматума, но это предложено было отклонено Веной, которая не посчитала документ ультимативным.
25 июля, когда истекали вторые сутки, отведенные Белграду, правительство Сербии совещалось и уже склонялось к удовлетворению всех требований. Однако из Петербурга пришла депеша сербского посла о том, что император Николай Второй принял решение начать подготовку к войне и полностью поддержал своего балканского союзника. Сербы воспрянули духом. Австрийская делегация получила ответ: удовлетворяются все требования, кроме «того самого» - сербы не допустят австрийских следователей к процессу.
Посольство Австро-Венгрии в полном составе покинуло Белград, обозначив разрыв дипломатических отношений. В Вене объявили о частичной мобилизации армии с 28 июля. Петербург ответил тем же. Настал черед Германии: Британия и Франция были проинформированы о том, что действия русских расцениваются в Берлине как «враждебная акция». Немцы прямо заявили об этом и петербургскому двору. Британские и французские дипломаты бросились успокаивать русских, предупреждая их об опасности цепной реакции. Лондон, лавируя между союзниками по Антанте и центральными державами, предлагал срочно созвать международную конференцию для урегулирования кризиса, но Петербург предпочел начать переговоры с Веной, параллельно дав согласие на нажим Британии, Франции и Германии на сербов, чтобы те приняли единственный отвергнутый пункт австрийской ноты. Германия вела, тем временем, двойную игру, т.к. чувствовала двойственный характер действий Лондона.
Статс-секретарь германского ведомства иностранных дел Готлиб фон Ягов, узнав о предложении (министра иностранных дел Британии Эдварда) Грея (о международной конференции – Э.В.), поддержанном французами, принял английского и французского послов и, уверив обоих в безусловной заинтересованности Германии в сохранении мира, сообщил им, что более склонен поддержать инициативу России вступить в переговоры с австрийцами, но, распрощавшись с послами, не сделал даже попытки подтолкнуть австрийцев к этим переговорам. (См.: Джон Киган. Первая мировая война. The First World War. / Серия: Историческая библиотека. Издательство АСТ, 2004 г. – 576 стр.).
Австрия, между тем, и не пыталась идти на примирение. Предложение Лондона было отвергнуто, Вена твердо заявила о намерении открыто объявить войну Сербии максимум через два дня. И это случилось 28 июля. В России была объявлена полная мобилизация, но кайзер направил Николаю телеграмму с призывом «не переусердствовать» и в ответ получил предложение обсудить конфликт на конференции в Гааге. Вильгельм сразу написал новый призыв: отменить всеобщую мобилизацию и выступить посредником между Австрией и Сербией. Николай согласился.
Поспешность немцев объяснялась тем, что 29 июля британцы заявили: война России с Австрией их не особо волнует, но если будет затронута Франция, «владычица морей» не останется в стороне. Русско-французские соглашения предполагали, что, если одна из стран подвергнется нападению третьей страны (читай – Германии), вторая немедленно вступит в войну для помощи союзнику. Логика последних дней июля говорила немцам, что Россия всё же поможет сербам и втянется в войну, а это втянет Францию, а это втянет Британию.
Но отступать было поздно – в Берлине шло противостояние дипломатов и военных. Перевес в итоге оказался на стороне последних. Дело в том, что австрийцы решили атаковать Сербию силами «Минимальной балканской группы» и «Эшелона Б», что оставляло уязвимой восточную границу самой Германии. Немцы требовали от австрийцев главного – «противостоять русской угрозе». Немецкие дипломаты проиграли – 31 июля Австрия объявила всеобщую мобилизацию. Проиграли и русские дипломаты – еще 30 июля Николай Второй под влиянием военных и французского посла, которые действовали через министра иностранных дел Сазонова, передумал и снова начал полную мобилизацию, о чем в Берлине узнали 31 июля. Тогда же кайзеру пришла вторая телеграмма – о всеобщей мобилизации в Австро-Венгрии.
Вильгельм пригрозил Петербургу ответным шагом и дал 12 часов на раздумья. Заодно немцы предупредили французов – «никакой мобилизации». Париж не хотел делать этого раньше Берлина и потому выжидал, будучи уверенным в том, что 1 августа кайзер сам сделает роковой шаг. Так и случилось. Россия не ответила на требование Германии, и немцы бросили клич «К барьеру!». Вечером того же дня немецкий посол вручил министру Сазонову ноту об объявлении войны. Европейская катастрофа началась…
Продолжение следует.
Читайте также:
Часть 1
Часть 2
Часть 3
Radio Europa Liberă
Как мы сегодня знаем, это была очень плохая идея. Во-первых, присоединение Боснии и Герцеговины в 1908 году вызвало резкое неприятие Сербии и России, которые, однако, никак не смогли воспрепятствовать Габсбургам, энергично поддержанным немцами. Во-вторых, сербами поступок Вены был расценен как наступление на православных славян, ибо именно Босния стала первой провинцией Австро-Венгрии, где сербы составляли относительное большинство населения – в 1910 году их было более 800 тысяч из 1,9 млн., то есть более 40%.
В-третьих, приезд эрцгерцога в Сараево 28 июня случайно или преднамеренно выпал на «Видовдан» - особый день для национального сознания и исторической памяти сербов. 28 июня 1389 года состоялась битва на Косовом поле, где они потерпели тяжелейшее поражение от османских войск и на пять столетий потеряли независимость.
Само собой, демонстративный жест наследника австрийской короны был воспринят сербскими националистами как оскорбление и вызов. И в Вене об этом было известно – Франца Фердинанда предупредили об опасности поездки в Сараево, но молодой эрцгерцог пренебрег мерами предосторожности, да еще предпочел ехать в открытой машине по узким улицам главного города Боснии. Покушение стало делом техники. Первую бомбу террорист бросил в проезжавшую машину наследника, но взрывное устройство отскочило и попало в шедшую следом машину охраны. Шофер эрцгерцога резко набрал скорость, но в суматохе повернул не на ту улицу, и, пока он делал разворот, к машине подскочил 20-летний студент Гаврило Принцип и открыл огонь из револьвера. София Гуттенберг умерла на месте, а спустя несколько минут испустил дух и сам Франц Фердинанд.
Все атаковавшие были арестованы на месте. В ходе судебного процесса выяснилось, что они сербы, но подданные Австрии. Принцип и его соратники незадолго до означенных событий побывали в Сербии и получили оружие. Всё – этого было достаточно. Маховик закрутился. Первые несколько дней после убийства императорский двор в Вене колебался, пока местная пресса в унисон с берлинской вела ожесточенную антисербскую и антирусскую пропаганду. Австрия желала спешно сколотить альянс против Белграда и рассчитывала, кроме немцев, на болгар и турок, памятуя о Балканских войнах. Но пути к этому альянсу лежали через кайзера.
4 июля в Берлин направился личный посланник министра иностранных дел Австро-Венгрии, графа Берхтольда. В документе, который предлагалось рассмотреть членам будущей коалиции, говорилось о «непримиримых противоречиях» между Веной и Белградом. Граф писал кайзеру, что убийство эрцгерцога было «инспирировано» Сербией, посему уничтожение этой страны становилось делом, не терпящим отлагательства. По мнению историков, «ограниченные удары» (как бы мы сказали сегодня) Австрии по Сербии не вызвали бы большого скандала в Европе, т.к. Белград не пользовался особым уважением, а Россия не могла противостоять всему континенту. Да и не нужно это было Петербургу. Еще Столыпин, убитый в 1911 году, говорил: «Только война может погубить Россию» и «Дайте Государству 20 лет покоя, внутреннего и внешнего, и вы не узнаете нынешней России».
Кроме того, историки считают, что Европа, несмотря на высокую вероятность войны, не была к ней готова и тем более не желала ее наступления. Российская армия, например, не была должным образом оснащена, в стране не хватало железных дорог. Британия и Франция практически не имели противоречий друг с другом на континенте и даже к Австро-Венгрии не выдвигали особых претензий. Сама Вена не интересовалась ничем, кроме ослабления или подчинения Сербии, которую считала претендентом на Боснию, а потому – опасной страной.
Но австрийцы всё равно понимали, что, атаковав Белград, рискуют столкнуться с Россией и не справятся с ее армией – во всяком случае, без помощи немцев, но как раз их вступление означало бы большую войну. В 1914 году Габсбурги оказались между молотом немецкого подстрекательства и наковальней своих «ограниченных» региональных амбиций. Старый Франц Иосиф и премьер-министр Венгрии Тисса призывали быть осмотрительными, но «ястребы» были и многочисленнее, и активнее.
5 июля 1914 года кайзер Вильгельм заявил посланнику Австрии, что Вена может рассчитывать на поддержку Германии. В Берлине при этом были уверены, что Петербург и Лондон не вмешаются в конфликт. После этого германский император отправился в трехнедельный отпуск, предоставив австрийцам возможность принять окончательное решение.
В Вене, тем временем, не стали идти сразу на военное обострение, а предпочли (под влиянием венгерского премьера) направить Белграду ноту с изложением ряда требований. Однако под давлением Берхтольда нота приобрела ультимативный характер – сербам давалось лишь 48 часов на ответ. Нота писалась долго и появилась лишь 19 июля, но австрийцы ее придержали, потому что в Петербург через день прибывал президент Франции Раймон Пуанкаре, и в Вене решили не рисковать, грозя русскому союзнику на Балканах в присутствии русского союзника в Европе. Как только пароход французского президента вышел из Кронштадта 23 июля, министерство иностранных дел Сербии получило ноту от австрийского посла.
Документ содержал довольно жесткие требования: Сербия должна была запретить организации, враждебные Австрии; прекратить антиавстрийскую пропаганду в прессе; осудить любые действия, направленные на раскол империи; уволить из армии ряд офицеров и наказать пограничников, которые позволили группе Гаврилы Принципа вернуться в Боснию с оружием в руках, и т.д. Но самое важное требование было в другом – подключить австрийских эмиссаров к расследованию событий 28 июня, которое проходило и в Сербии. Уже 24 июля Британия и Франция посоветовали сербам ответить положительно на как можно большее число требований Австро-Венгрии. Одновременно британский МИД призвал австрийцев и немцев продлить срок ультиматума, но это предложено было отклонено Веной, которая не посчитала документ ультимативным.
25 июля, когда истекали вторые сутки, отведенные Белграду, правительство Сербии совещалось и уже склонялось к удовлетворению всех требований. Однако из Петербурга пришла депеша сербского посла о том, что император Николай Второй принял решение начать подготовку к войне и полностью поддержал своего балканского союзника. Сербы воспрянули духом. Австрийская делегация получила ответ: удовлетворяются все требования, кроме «того самого» - сербы не допустят австрийских следователей к процессу.
Посольство Австро-Венгрии в полном составе покинуло Белград, обозначив разрыв дипломатических отношений. В Вене объявили о частичной мобилизации армии с 28 июля. Петербург ответил тем же. Настал черед Германии: Британия и Франция были проинформированы о том, что действия русских расцениваются в Берлине как «враждебная акция». Немцы прямо заявили об этом и петербургскому двору. Британские и французские дипломаты бросились успокаивать русских, предупреждая их об опасности цепной реакции. Лондон, лавируя между союзниками по Антанте и центральными державами, предлагал срочно созвать международную конференцию для урегулирования кризиса, но Петербург предпочел начать переговоры с Веной, параллельно дав согласие на нажим Британии, Франции и Германии на сербов, чтобы те приняли единственный отвергнутый пункт австрийской ноты. Германия вела, тем временем, двойную игру, т.к. чувствовала двойственный характер действий Лондона.
Статс-секретарь германского ведомства иностранных дел Готлиб фон Ягов, узнав о предложении (министра иностранных дел Британии Эдварда) Грея (о международной конференции – Э.В.), поддержанном французами, принял английского и французского послов и, уверив обоих в безусловной заинтересованности Германии в сохранении мира, сообщил им, что более склонен поддержать инициативу России вступить в переговоры с австрийцами, но, распрощавшись с послами, не сделал даже попытки подтолкнуть австрийцев к этим переговорам. (См.: Джон Киган. Первая мировая война. The First World War. / Серия: Историческая библиотека. Издательство АСТ, 2004 г. – 576 стр.).
Австрия, между тем, и не пыталась идти на примирение. Предложение Лондона было отвергнуто, Вена твердо заявила о намерении открыто объявить войну Сербии максимум через два дня. И это случилось 28 июля. В России была объявлена полная мобилизация, но кайзер направил Николаю телеграмму с призывом «не переусердствовать» и в ответ получил предложение обсудить конфликт на конференции в Гааге. Вильгельм сразу написал новый призыв: отменить всеобщую мобилизацию и выступить посредником между Австрией и Сербией. Николай согласился.
Поспешность немцев объяснялась тем, что 29 июля британцы заявили: война России с Австрией их не особо волнует, но если будет затронута Франция, «владычица морей» не останется в стороне. Русско-французские соглашения предполагали, что, если одна из стран подвергнется нападению третьей страны (читай – Германии), вторая немедленно вступит в войну для помощи союзнику. Логика последних дней июля говорила немцам, что Россия всё же поможет сербам и втянется в войну, а это втянет Францию, а это втянет Британию.
Но отступать было поздно – в Берлине шло противостояние дипломатов и военных. Перевес в итоге оказался на стороне последних. Дело в том, что австрийцы решили атаковать Сербию силами «Минимальной балканской группы» и «Эшелона Б», что оставляло уязвимой восточную границу самой Германии. Немцы требовали от австрийцев главного – «противостоять русской угрозе». Немецкие дипломаты проиграли – 31 июля Австрия объявила всеобщую мобилизацию. Проиграли и русские дипломаты – еще 30 июля Николай Второй под влиянием военных и французского посла, которые действовали через министра иностранных дел Сазонова, передумал и снова начал полную мобилизацию, о чем в Берлине узнали 31 июля. Тогда же кайзеру пришла вторая телеграмма – о всеобщей мобилизации в Австро-Венгрии.
Вильгельм пригрозил Петербургу ответным шагом и дал 12 часов на раздумья. Заодно немцы предупредили французов – «никакой мобилизации». Париж не хотел делать этого раньше Берлина и потому выжидал, будучи уверенным в том, что 1 августа кайзер сам сделает роковой шаг. Так и случилось. Россия не ответила на требование Германии, и немцы бросили клич «К барьеру!». Вечером того же дня немецкий посол вручил министру Сазонову ноту об объявлении войны. Европейская катастрофа началась…
Продолжение следует.
Читайте также:
Часть 1
Часть 2
Часть 3
Radio Europa Liberă