Это суровый документ. Если взглянуть на него глазами инопланетянина, не знающего ничего о его авторах и истории последних лет, то за бюрократическими фразами и многочисленными пунктами можно увидеть страну, живущую в условиях войны – пока только информационной, в ходе которой "наращивается информационное воздействие на население России, в первую очередь на молодежь, в целях размывания традиционных российских духовно-нравственных ценностей".
Такова доктрина информационной безопасности России, утвержденная президентом Владимиром Путиным и опубликованная 6 декабря – тем самым документ вступил в силу. В доктрине определены национальные интересы в информационной сфере. К ним, в частности, относится обеспечение прав и свобод граждан, а также неприкосновенность частной жизни и "применение информационных технологий для сохранения культурных, исторических и духовно-нравственных ценностей". Об этих ценностях в тексте упоминается несколько раз, однако что именно под ними подразумевается, авторы доктрины не объясняют.
Своими мыслями о том, зачем понадобилось принятие доктрины информационной безопасности и какие выводы о политическом курсе российских властей из нее можно сделать, с Радио Свобода поделился руководитель программы "Российская внутренняя политика и политические институты" Московского центра Карнеги Андрей Колесников.
– Нынешняя доктрина сменит прежнюю, действовавшую с 2000 года. По вашему мнению, чего в этом больше – желания приспособиться к изменившимся информационно-технологическим реалиям или скорее к нынешней политической обстановке и атмосфере?
– Это одно и то же, на самом деле. Потому что изменения информационной обстановки воспринимаются этим режимом как резкое ухудшение ситуации. Ведь российские власти столкнулись в свое время с отдаленным опытом "арабской весны", так называемой фейсбук-революции. Они видели, как это происходило на Майдане, как это происходило в самой России в 2011 году, и они видят в информационных технологиях и новых средствах коммуникаций угрозу. То есть это доктрина защиты государства от граждан. Задача властей – использовать эти самые информационные технологии в борьбе с гражданами, то есть в контроле, надзоре, "опрозрачнивании" жизни граждан, чтобы они, не дай бог, ничего плохого про государство не подумали и тем паче не сделали. Мне кажется, в этом логика: это ответ государства на современные вызовы.
Это доктрина защиты государства от граждан
– А что нового внесено в нынешнюю доктрину принципиального? Есть там что-то, о чем можно сказать: да, краеугольный камень здесь лежит?
– Мне показалось, что это доктрина даже не информационная, она какая-то оборонно-милитаристская. О ней можно говорить в терминах спецслужб, в терминах обороны. Потому что много раз по ходу чтения я вижу одно и то же: что кто-то покушается на наш суверенитет, в том числе военными средствами, средствами разведки, и мы должны защитить этот суверенитет. И в этом контексте информационная безопасность – это способ защиты. Усиленные меры борьбы со всем иностранным, с информационной интервенцией – это основной мотив этого документа.
– Что меня удивило при чтении этой доктрины – это то, что описание внешних угроз России, которое там приводится, очень похоже на то, что вменяют в вину самой России сейчас на Западе – это вал пропагандистских материалов, хакерские атаки и тому подобные вещи. Как это интерпретировать?
– Режим действует реактивно, он "отзеркаливает" всё. Например, он всегда подражает гражданским организациям, технологии гражданского общества берет себе, Общественная палата действует якобы как гражданское общество. То же самое и здесь, судят о других в меру своей испорченности. Потому что если мы этим занимаемся, то, безусловно, они тоже занимаются, должны этим заниматься. Такое представление, что раз это война, то она должна быть симметрична, раз мы ее ведем, значит, против нас ее ведут. И слово "предвзятость", которое употребляется в доктрине по поводу западных средств массовой информации, – это очень характерная вещь, как и защита наших духовно-нравственных ценностей от искаженной информации, которая исходит с Запада. Вот эти все удивительные оценочные понятия, которые невозможно определить не то что в правовом смысле, но просто сколько-нибудь внятно описать – это еще одна характеристика такого типа мышления.
– Как мне показалось, в информационной доктрине очень критически оценивается состояние информационно-технологического сектора российской экономики. Там пишут достаточно откровенно, что он недостаточно развит, сильно отстает от ведущих мировых центров в этой области, и предлагается его всячески развивать. Соответствующие разделы проникнуты духом модного нынче "импортозамещения". Это можно расценивать как итог чьих-то лоббистских усилий?
Здесь предлагается как решение большая закрытость
– Я думаю, что здесь всерьез некому лоббировать. Это опять вопрос мышления, ведь сам этот документ из области идеологии, то есть из области мышления. Что здесь можно лоббировать? Импортозамещения в этой сфере не происходит, здесь мы можем развиваться, только будучи связанными с миром, со всем открыто связаны, то есть не можем замыкаться. Иначе мы вернемся к шарашкам и будем все равно отставать еще больше, чем сейчас отстаем, в технологическом отношении. Проблема технологического прорыва, ликвидации отставания существует, но она решается в направлении большей открытости, а здесь предлагается как решение, наоборот, большая закрытость. Это мышление времен шарашек на самом деле, что естественно для людей, которые ответственны за этот документ, что естественно для Совета безопасности, который насквозь пронизан идеологией чекизма.
– Вы говорите об идеологии чекизма, тут весьма уместно процитировать пункт 32, подпункт "в" доктрины. Там говорится о "соблюдении баланса между потребностью граждан в свободном обмене информацией и ограничениями, связанными с необходимостью обеспечения национальной безопасности". Это идеологическая декларация – или скорее декларация о намерениях? В том смысле, что будут по-прежнему преследовать, допустим, за "неправильные" посты в интернете?
– Декларация идеологическая, но на самом деле надо прекрасно понимать, что это все транслируется либо в нормы Уголовного кодекса, либо в "пакеты Яровой". Соответственно, это дополнительное предупреждение по поводу того, что никто от нынешней линии не отходит, что возможно прагматическое применение идеологических установок в виде уже конкретных статей нормативных документов, включая Уголовный кодекс. Это предупреждение.
Это дополнительное предупреждение по поводу того, что никто от нынешней линии не отходит
– Какова обычно судьба такого рода документов? Утверждено официально, принято как некий ориентир и забыто – или же реально какие-то из пунктов подобного рода доктрин будут реализовываться и станут руководством к действию для государственных органов?
– Эти инструменты скорее важны для самого государства, оно для себя констатировало, что оно так видит ситуацию. Другой разговор, раз оно так видит, то действительно все это можно трансформировать в статьи конкретных нормативных документов. Поэтому, с одной стороны, это документ для забвения, для пыльного ящика, а с другой – документ, по которому можно как по позвонку мамонта воспроизвести весь режим целиком, понять про него очень многое. Притом что сейчас идет какой-то вал рассуждений о безопасности, буквально чуть ли не завтра будет обсуждаться экономическая безопасность. Это тоже очень интересно, что думают чекисты про экономику и как они будут дальше развивать страну. Все это такие взаимосвязанные вещи, слово "безопасность", слово "суверенитет", все эти вещи воспринимаются очень серьезно. И хотя это всего лишь бюрократическая бумага, такой подход способен тормозить развитие страны, – считает руководитель программы "Российская внутренняя политика и политические институты" Московского центра Карнеги Андрей Колесников.