ПРАГА---Гражданский активист Вардгес Гаспари уже два года находится под следствием по обвинению за неуважение к суду. За это время его несколько раз задерживала полиция за акции протеста, а 19 февраля суд изменил ему меру пресечения с подписки о невыезде на арест. После этого он неоднократно заявлял о пытках, которые применялись к нему в тюремной камере. По словам его адвоката, его избивали, обливали холодной водой и оскорбляли. Гаспари заявил также, что ему пригрозили, что «живым он из СИЗО не выйдет». Затем его перевели в психиатрическую клинику для обследования, но экспертиза так и не состоялась. Журналисты, которые видели его в следственном изоляторе, успели заметить, что он еле передвигался, то и дело терял равновесие и стоял лишь при помощи полицейских. 24 и 25 февраля перед резиденцией президента прошла акция протеста против его ареста. Оба раза полиция задерживала активистов, которых отпускали спустя три часа, заведя на них дела об административном нарушении. Позавчера, в пятницу, апелляционный суд принял решение заменить меру пресечения Вардгесу Гаспари на подписку о невыезде. Каждый раз Гаспари выражает свой протест тем, что просто ложится на пол и не двигается. На каждый судебный протест сотрудники полиции доставляли его из квартиры в зал суда за руки и ноги.
Об этом случае, который всколыхнул армянское общество, мы говорим сегодня с Заруи Постанджян, депутатом Национального собрания Армении от оппозиционной фракции партии «Наследие» и Максимом Саргсяном, который был в числе задержанных активистов.
Катерина Прокофьева: Заруи, по какой причине Вардгес Гаспари был внезапно освобожден и его арест заменен на подписку о невыезде, как вы думаете? Мы знаем, что за него заступились другие гражданские активисты, 10 человек, которые проводили акцию протеста, несколько раз были задержаны полицией. По-вашему, это повлияло на решение суда и какие проблемы выявил вообще арест Вардгеса Гаспари в судебной, пенитенциарной системе, в системе госуправления?
Заруи Постанджян: Конечно, было давление со стороны общества, и оно было существенным. Не только активисты подняли свой голос, но также в парламенте. Мы собрали подписи для того, чтобы его освободили. Все это, конечно, повлияло на то, что решение суда было отменено апелляцией суда второй инстанции. Что касается тюрем, то я скажу, что у нас в Армении тюрьма «Нубарашен» фактически является воровской тюрьмой, где в основном содержат криминал, то есть там находятся задержанные по разным уголовным статьям. Выявлено то, что все, что творилось во времена Советского Союза, так и осталось. Эта тюрьма была построена в те времена, и там фактически отношения между заключенными и тюремной администрацией все те же, что и при Советском Союзе.
Катерина Прокофьева: Вы имеете в виду, в том числе, и психологическую экспертизу? На каком основании его подвергли психологической экспертизе?
Заруи Постанджян: Не было никакого основания, то есть это решение было необоснованным, поэтому они не осмелились проводить экспертизу.
Катерина Прокофьева: Он действительно, как мне показалось, несколько эксцентричен...
Заруи Постанджян: Знаете, это не первое его задержание. После 1 марта 2008 года его фактически ни за что арестовали, и он тогда еще был политическим заключенным. Его обвиняли в том, что он вроде бы ударил какого-то полицейского, поэтому сейчас, когда к нему обращаются полицейские, он лежит, чтобы показать, что он – лежащий – никого не может ударить. Это реакция самозащиты, а не то, что он неуравновешенный или у него якобы какие-то отклонения. Это защитная реакция нормального человека.
Катерина Прокофьева: В смысле, лежачего не бьют...
Заруи Постанджян: Не то что лежачего не бьют, а то, что он лежит и не сможет кого-нибудь ударить.
Катерина Прокофьева: Но сейчас он был арестован за оскорбление судьи, и я вижу, что, согласно обвинительному заключению, одного из судей Административного суда он назвал «низким, недостойным агентом, покрывающим преступления власти». Я спрашиваю у вас как у юриста: согласно существующему законодательству, это может быть основанием для ареста?
Заруи Постанджян: Нет. Оснований для ареста не существовало, и этот арест был неправомерным и незаконным. Оснований нет, потому что если вдруг решат, что его должны осудить, то ему могут присудить максимум три месяца заключения. Но если максимум три месяца, тогда предварительное задержание по закону невозможно. То есть в Уголовно-процессуальном кодексе нет такой статьи, что если наказание максимум три месяца, то его могут задержать предварительным решением на два месяца. Мы должны здесь апеллировать тем, что уже почти два года идет этот суд, что является нарушением 6-й статьи Европейской конвенции по правам человека. То есть разумные сроки по проведению судебного разбирательства уже нарушены. Если есть четкое заявление судьи, что его оскорбили или оскорбили суд, то это заявление можно расследовать три, четыре, пять, шесть месяцев, но не два года. Они не могут его осудить, но когда уже не могут осудить, они все время продлевают судебные сроки, и все время он фактически находится под следствием. Это тоже давление на него.
Катерина Прокофьева: Минюст выступает с опровержениями пыток, которые якобы были, по его словам. Это слово против слова, доказать их невозможно?
Заруи Постанджян: Я думаю, что это слово против слова, потому что если даже у Минюста есть такое предположение, оно не может быть высказано так быстро. Должны были провести экспертизу на предмет того, были такие пытки или нет, а это подразумевает какие-то сроки, а не так, что два дня прошло, и они могут просто так заявить, что не было ничего этого.
* * *
А вот мнение Максима Саргсяна, который был в числе задержанных активистов, протестующих против правового беспредела в Армении.
Максим Саргсян: Так как Гаспари арестовали просто потому, что они так хотели, мы решили, что будем протестовать против этого таким методом, каким боролся он сам. В первый день наши друзья сначала легли возле нашей президентской резиденции. Когда там задержали восемь человек, после этого поехали мы с подругой, нас тоже задержали, и еще пятеро человек было задержано. То есть этот метод начал распространяться как бы по цепочке. Мы пробыли в полицейском участке около трех часов, и на второй день повторилось то же самое. Гаспари всегда так протестовал, где бы это ни было, – он просто лежал.
Катерина Прокофьева: Законодательно разрешается лежать возле президентской администрации?
Максим Саргсян: В законе говорится, что надо держать какое-то расстояние, но какое, конкретно не указывается. По нашей Конституции есть такое право, то есть мы ничего не нарушали. Потом будет суд, чтобы нас оштрафовали на 50 тысяч драмов.
Катерина Прокофьева: По словам Гаспари, его пытали, подвергали физическим и моральным унижениям в камере. Насколько это типично? Я не припомню таких громких дел о пытках, чтобы обливали холодной водой или избивали...
Максим Саргсян: Это типично, просто не каждый говорит об этом. Люди, когда выходят, в основном предпочитают молчать, но не рассказывать, что с ними там было. Не знаю, наверное, из гордости, чтобы народ не узнал, что с ним было конкретно, но это типично. Особенно если тебя задержали по политическим взглядам, то там у них есть полный контроль, чтобы сделать с тобой все, что они захотят.
Катерина Прокофьева: Недавно назначенный новый омбудсмен Арман Татоян обещает содействовать переменам в этой сфере. Вы думаете, это так и будет?
Катерина Прокофьева: Я в этом сильно сомневаюсь. Скажу даже, что до его назначения, когда нас забирали в полицию, мы звонили омбудсмену, а сейчас меня, например, уже дважды везли в полицию, и я ни разу не звонил, потому что омбудсмен из той же партии, что и Серж Саргсян. Мы все считаем, что он, конечно, не будет ничего делать против своей партии. Он не скажет ничего против своей партии, а полиция у нас сейчас работает только для Сержа Саргсяна, поэтому он ничего не будет делать. Сейчас я и мои друзья, те, кто вместе что-то делает и часто попадает в полицию, уже не будем звонить этому омбудсмену, потому что никак на него не рассчитываем.
Радио «Эхо Кавказа»