Девяностые как годы расцвета

В Фонде культуры "ЕКАТЕРИНА" открылась выставка "Реконструкция-2". Это авторский проект куратора Елены Селиной, воссоздавшей галерейную жизнь Москвы второй половины 90-х годов прошлого века.

Однажды власти Франции запретили показывать в Париже скульптуру Олега Кулика "Оранжерейная пара", сочтя ее непристойной. Впервые я увидела эту работу на персональной выставке Кулика в Центральном доме художника. Соитие двух гигантских животных, быка и коровы из стекла, наводило на мысль о древних мифах о сотворении мира, брачном союзе небесного ихтонического божества. Прозрачную корову Кулик наполовину заполнил землей, на почве были высажены подлинные растения, орошаемые быком под рев и утробные вздохи фонограммы. Это было зримой метафорой рождения Жизни. Какая уж тут непристойность? "Оранжерейная пара" – один из экспонатов, отобранных Еленой Селиной для ее проекта.

Выставка "Реконструкция" – двухчастная. Минувшей осенью в "ЕКАТЕРИНЕ" показывали "Реконструкцию-1", посвященную первым пяти годам последнего десятилетия XX века. Теперь пришла очередь цифры 2, то есть периода с 1995 по 2000 годы. Хотя три этажа Фонда "ЕКАТЕРИНА" – это немалые пространства, а все же девяностые, даром, что к ним приклеилась кличка "лихие", искусствовед Елена Селина сочла необходимым осмыслить, что называется, в два захода: "Когда говорят о лихих 90-х, забывают сказать только одно: время было ужасное, но оно было очень авантюрное и очень свободное. Может, ты был беден или с тобой происходили какие-то катаклизмы, но тем не менее это было время, когда, например, закладывались состояния, все происходило очень быстро. Искусство и общественная ситуация соединяются в 90-х только на этом пункте абсолютной свободы. Несмотря на все тяжести, которые нас окружали, у всех, особенно в первой половине 90-х, были безусловные иллюзии, что это временные трудности, что вот еще немножко, и мы станем цивилизованной страной. Когда разламывается эпоха, это очень интересное время для искусства. Не было въедливой цензуры. Анатолий Осмоловский с друзьями выложили на Красной площади своими телами матерное слово – достаточно было подписей известных писателей, чтобы с художника сняли уголовное обвинение. Посмотрите, сейчас с Pussy Riot совершенно другая ситуация. Так что 90-е не такие страшные годы, как их принято описывать. В работе над выставкой я выступаю как своего рода субъективный историк, то есть как человек, который старается захватить как можно более широкие явления, но при этом осуществляет отбор. Так вот, эти два пятилетия действительно отличались, потому что в первое пятилетие – с начала 90-х до сентября 1995-го – стали вдруг открываться независимые галереи, в газетах критики смогли писать о современном искусстве. Все это происходило спонтанно, даже не знаю, почему так получилось, ведь никто ни с кем не договаривался, – говорит Елена Селина.

Были среди новых институций совсем уж удивительные. К примеру, появляется человек-галерея, Александр Петрелли. В эти дни мы встретились с ним на "Реконструкции": "Моя галерея называется "Пальто", потому что вся она расположена в полах надетого на меня пальто. Я прихожу куда-нибудь, распахиваю полы, какэксгибиционист. Только я совсем не эксгибиционист, а эксгибитор, ведь я показываю не свое приватное, а чужое. Это не мои произведения маленького формата. Такой способ показа выставок – несколько провокативный жест, ведь когда я внезапно открываю выставку, у зрителей, особенно у дам, голова устроена так, что они ожидают увидеть какое-то непотребство. Но нет, там вполне культурное проявление. У меня многие выставлялись. И Виктор Пивоваров, и Игорь Макаревич. То, что я показываю, демонстрируется и в обычных традиционных музеях. Корни "Пальто" растут из фильма "Иван Васильевич меняет профессию". Помните, Шурик наткнулся на спекулянта, который залихватским жестом открывал полы пиджака, куда были прикреплены дефицитные радиодетали?"

Елена Селина отмечает, что в 90-е специализирующиеся на современном искусстве московские галереи были экспериментальными площадками:

– Именно поэтому мне показалось правильным структурировать выставку по галереям. В каждой части "Реконструкции" примерно по 60 авторов, я показываю места, где они работали. Были галереи, которые работали только с концептуальным кругом, а вот, к примеру, Марат Гельман создал очень политизированную галерею. И каждый проект я сопровождаю текстами арт-критиков того времени, либо газетой, либо аутентичным пресс-релизом. Иными словами, я не занимаюсь интерпретацией, а показываю то, что мне кажется интересным. Безусловно, приоритеты я отдаю не картинкам по стеночкам, а проектам, проектному мышлению. Безусловно, выставка – это образовательный проект, и мне хотелось показать молодым художникам, что вообще у них есть своя история, и не надо изобретать велосипеды, а нужно развивать какие-то традиции. Но для того, чтобы это делать, нужно это хотя бы увидеть.

– О каких утратах вы жалеете, что было в 90-х, а сейчас нет?

– Свобода, конечно. Не было цензуры такой. Остальное все ерунда.

Радио Свобода