14 июня в Иране - очередные выборы президента страны, который занимает этот пост на 4 года. Нынешний иранский лидер Махмуд Ахмадинежад по конституции Ирана не может избираться на третий срок. Теоретически выставить свою кандидатуру на выборах может любой человек – однако Совет стражей исламской революции, как обычно бывает с 1979 года, одобрил лишь восемь кандидатур из почти семисот претендентов:
Саид Джалили - секретарь Высшего совета национальной безопасности, дипломат, ведущий переговоры по иранской ядерной программе. Он считается фаворитом Духовного лидера Ирана аятоллы Али Хаменеи;
Али Акбар Велаяти - врач-педиатр по образованию, бывший министр иностранных дел Ирана, советник Духовного лидера Али Хаменеи по международным делам;
Мохаммад-Багер Галибаф - бывший шеф иранской полиции и бывший мэр Тегерана, участник выборов 2005 года;
Мохсен Резайи - секретарь Совета по целесообразности, в прошлом командующий Корпусом стражей исламской революции и кандидат консерваторов на выборах президента в 2009 году, где занял третье место;
Хасан Рохани - президент Центра стратегических исследований Совета по целесообразности, бывший глава делегации Ирана на международных переговорах по иранской ядерной программе;
Мохаммед Гарази – ветеран войны с Ираком в 80-е годы, потом занимавший различные министерские посты;
Голям-Али Хаддад Адель - экс-спикер парламента, занимавший ряд постов в правительстве. Представляет исламский радикальный блок «Абадегаран». Дочь Аделя - замужем за одним из сыновей Али Хаменеи.
Мохаммад Реза Ареф – академик, член Высшего совета культурной революции, в прошлом министр технологии и бывший вице-президент.
Иран – клерикальное государство, и весь политический ландшафт здесь может быть представлен только консерваторами, имеющими безупречную репутацию с точки зрения духовенства. В этом главная специфика всех, а не только нынешних, выборов в Иране, напоминает эксперт по исламским странам Елена Супонина:
«Среди всех утвержденных кандидатов есть один человек, который считается реформистом, это Мохаммад Реза Ареф. Он занимал высокие посты в Иране при президенте Хатами, считающимся реформатором. Но он не имеет серьезных шансов на победу. Основной кандидат-реформатор, Али Акбар Хашеми Рафсанджани, был снят с гонки Советом стражей, куда входят юристы и религиозные деятели. Это тоже специфика иранской избирательной кампании, но это не специфика этих выборов. Так в Иране происходит всегда, после исламской революции 1979-го года. Как бы ни называли претендента, реформатором или консерватором, на руководящие посты в государстве выдвигаются религиозные кандидаты.
- Можно ли выделить какие-то основные политические лагеря, все-таки, в той среде, о которой мы говорим?
- Эксперты выделяют несколько групп - это либо просто консерваторы, либо неоконсерваторы. Это разделение очень условно. Фактически это группы, которые формируются вокруг того или иного религиозного деятеля и той или иной определенной части бизнес-сообщества. Они и поддерживают того или иного кандидата. Если говорить о направлениях во внутренней и во внешней политике Ирана, большой разницы в программах того или иного кандидата я не вижу. Скорее, здесь мы можем говорить о личностных характеристиках кого-то из них. Например, Саид Джалили, который сейчас в числе фаворитов гонки, имеет репутацию более жесткого переговорщика, менее уживчивого политика, меньше готового слушать и прислушиваться к мнению других. Он будет более неудобен для Запада на посту президента Ирана, хотя и так отношения между Ираном и странами Запада остаются отвратительными. А вот Али Акбар Велаяти, который старше Саида Джалили лет на 20, мягок. Он типичный дипломат, был министром иностранных лет Ирана. Некоторые считают, что он, что называется, «ни рыба ни мясо», и поэтому думают, что он не победит, но шансы у него, на мой взгляд, очень серьезные. И, наконец, Мохаммад Галибаф – он также в тройке главных претендентов, он больше известен как практик, прагматик, что Галибаф и доказал на посту мэра иранской столицы.
- Насколько велико сегодня в иранском обществе стремление к переменам? Верно ли расхожее представление об Иране, как о стране, где большинство людей весьма охотно живут в этаком мрачном религиозном военном лагере?
- Я бывала в Иране и с определением «мрачный военный лагерь», все-таки, не согласна. Иранцы - жизнелюбивый народ. Они любят развлечься, по-своему, конечно, не в ночных барах, но в кругу семьи, на природе. Когда вы приезжаете на праздник Навруз в Иран, то видите очень много радостных людей, которые семьями расстилают коврики прямо на травке в парках, и, совсем как в России, празднуют. Без алкоголя, конечно же. Другое дело, что многие иранцы уже не согласны с ведущей ролью духовенства. Но если кто-то и высказывает такие мысли, то в очень узком, частном, не публичном кругу. В этом Иран остается исламской республикой. Есть некоторые разногласия по поводу того, как вести себя Ирану с Западом. Люди устают от экономических санкций, от постоянного давления извне. Многие хотят нормально вести бизнес без ограничений и считают, что иранское руководство могло бы что-то наладить в этом отношении. Поэтому многие и делали ставку на Хашеми Рафсанджани - как на человека, который мог бы своим дипломатическим искусством урегулировать отношения с Западом и сделать так, чтобы иранцы меньше страдали от международных санкций. Но, к сожалению, эта кандидатура не прошла. И поэтому рассчитывать на многое здесь не придется».
Имя и личность будущего президента Ирана, государства, которое, как твердо уверены на Западе, стремится к созданию ядерного оружия, а также - крупнейшего мирового экспортера нефти и ключевого геополитического игрока региона, не может не интересовать США, Россию, Китай, Израиль, Евросоюз, Турцию и еще многие страны мира.
В политическом истеблишменте Ирана возобладала «осадная ментальность», указывают американские аналитики. Страна, по убеждению высшего руководства, окружена кольцом врагов, которым пособничает внутренняя пятая колонна, зараженная выведенной на Западе бациллой «арабской весны».
Ряд экспертов отмечают, что до недавних пор в Вашингтоне полагали, что курс на диалог, подкрепленный действенными экономическими санкциями, подталкивает Тегеран к компромиссу по ядерной проблеме. А то, что Иран явно затягивает достижение договоренности, объяснялось стремлением духовного лидера Али Хаменеи дождаться окончания срока полномочий своего недруга, действующего президента Махмуда Ахмадинежада - чтобы лавры миротворца достались уже его преемнику. Однако тот факт, что в окончательно отфильтрованном списке кандидатов не осталось ни одного человека хоть с какими-то шансами на победу, кто мог бы стать реальным партнером США по ядерным переговорам, диктует отказ от прежнего оптимистического прогноза, полагает обозреватель общественно-политического журнала Commentary Майкл Рубин:
«Сегодня ясно, что истинным владыкам Ирана не нужна на посту президента сильная личность, каковой был Ахмадинежад, удостоившийся, в итоге, за свои яростные словесные нападки на Израиль и США обвинений в провоцировании Запада на ускоренное введение экономических санкций. Ахмадинежадом двигал даже не столько ислам, сколько агрессивный иранский национализм, и духовенство он рассматривал как декорацию, порой совершенно лишнюю. Те, кто ныне борется за президентство - люди иного склада, лучше владеющие своими эмоциями, но при этом не менее фанатичные, чем уходящий глава государства. Так, по словам бывшего министра иностранных дел Али Акбара Велаяти, предположительно, центриста, «идеальный президент – этот тот, кто решительно противостоит врагу, и кто превратит нашу исламскую республику в идеал для подражания для всех угнетенных на земле». Другой кандидат, любимчик Хаменеи и фаворит гонки Саид Джалили, возглавлявший в прошлом иранскую делегацию на ядерных переговорах, по отзывам людей, хорошо его знающих, вежлив и порой даже очень приятен в общении, но в профессиональном плане демонстрирует нулевое желание договариваться, нулевую способность независимо мыслить и нулевое наличие воображения».
По словам Майкла Рубина, президент в Иране – фигура во многом церемониальная, и поэтому форсированные ядерные разработки, равно как и спонсорство терроризма, осуществляются и при прагматике Рафсанжани, и при реформаторе Хатами, и при националисте Ахмадинежаде:
«Все прекрасно помнят, какими массовыми протестами завершились последние выборы президента, поэтому нынешняя кампания притягивает к себе столь большое внимание мирового сообщества. В Вашингтоне, в Москве и в Пекине прекрасно понимают, что для политической стабильности Ирана имеет значение, сколько избирателей придет голосовать и насколько легитимными, в их глазах, будут результаты голосования».
Двоим из 8 претендентов, утвержденным Советом стражей в качестве кандидатов, Мохсену Резайи и Али Акбару Велаяти, властями Аргентины предъявлены обвинения в организации теракта возле еврейского культурного центра в Буэнос-Айресе в 1994 году. Кандидат Хасан Рохани, обвиняющий Ахмадинежада в удушении гражданских свобод и экономической некомпетентности, открыто гордится своей ролью в кровавом подавлении народных выступлений против фальсификации выборов 2009 году, обеспечившей победу тому же Ахмадинежаду. Правда, сейчас Рохани признает, что на тех выборах имели место отдельные нарушения избирательной процедуры.
Уильям Фултон, аналитик Института American Enterprise, подчеркивает, что иранские руководители называют «подстрекательством к мятежу» призывы Запада к подлинно свободным выборам. По его словам, они прекрасно освоили приемы «управляемой демократии», очистив политический ландшафт от либералов и потенциальных возмутителей спокойствия, от всех, на кого был навешен ярлык «девиантов»:
«Сегодня большая часть «смутьянов» находится в тюрьмах, многие бежали из страны. Стражи исламской революции грозят журналистам и их редакторам карами, если те позволят себе какое-либо фрондирование, и проводят на улицах публичные учения по отработке тактики разгона демонстраций. Кандидатов на этих выборах вдвое больше, чем на предыдущих, но сделано это для того, чтобы расколоть голоса протестного электората и уже в первом туре нивелировать его влияние. Политики, которых, пусть с натяжкой, можно причислить к умеренным, герои протестного движения Муссави и Карруби, по-прежнему находятся под домашним арестом. Махмуд Ахмадинежад изо всех сил пытался протащить в кандидаты руководителя своей администрации Исфандиара Рахима Машаи, приходящегося ему шурином, чтобы тот в случае победы оградил его от возможного судебного преследования, но Совет стражей Машаи не утвердил. Что касается Рафсанджани, который пользуется большим авторитетом в народе, и на которого Запад ставил как на партнера по ядерным переговорам, то он, как казалось поначалу, прошел отбор, но в последний момент был отсеян, не сумев, видимо, внушить к себе доверие как к преданному слуге Аллаха».
Другое дело Саид Джалили, продолжает Уильям Фултон. Его догматизм в вопросах религии вне подозрений. «Нет компромиссу, нет капитуляции - только Джалили!» Таков девиз его предвыборной кампании, и он нравится духовному лидеру Али Хаменени, который постоянно повторяет, что президент не должен раздавать невыполнимые обещания:
«Хаменеи в какой-то момент настолько возмутился ослушанием Ахмадинежада, что прозрачно намекнул на желание вообще ликвидировать в недалеком будущем институт президентства. Вряд ли, однако, он это сделает: президент – это и генеральный менеджер повседневной деятельности органов управления, и¸ что еще важнее, политический громоотвод, берущий на себя каждые четыре года неизбежное общественное недовольство теми или иными явлениями в стране».
Институт выборов президента имел немалое значение в идеологической войне, которую Иран ведет против своих противников в мусульманском мире, и эту войну он сейчас проигрывает, считает ведущий эксперт Центра международных и стратегических исследований Эдвард Люттвак:
«Мы – единственная страна мусульманского мира, которая проводит честные президентские выборы, заявляет Иран. И в 2005 году это было действительно так: серьезная схватка двух реальных соперников, Ахмадинежада и Рафсанджани. Выборы 2009 года тоже замышлялись как честные, но, когда стало ясно, что Муссави побеждает, духовенство дрогнуло и решилось на откровенный подлог. На сей раз аятоллы не обеспечили даже видимости подлинного выбора, признав тем самым полное идейное фиаско. Отныне иранский режим есть ничем не прикрытая диктатура».
Радио Свобода
Саид Джалили - секретарь Высшего совета национальной безопасности, дипломат, ведущий переговоры по иранской ядерной программе. Он считается фаворитом Духовного лидера Ирана аятоллы Али Хаменеи;
Али Акбар Велаяти - врач-педиатр по образованию, бывший министр иностранных дел Ирана, советник Духовного лидера Али Хаменеи по международным делам;
Мохаммад-Багер Галибаф - бывший шеф иранской полиции и бывший мэр Тегерана, участник выборов 2005 года;
Мохсен Резайи - секретарь Совета по целесообразности, в прошлом командующий Корпусом стражей исламской революции и кандидат консерваторов на выборах президента в 2009 году, где занял третье место;
Хасан Рохани - президент Центра стратегических исследований Совета по целесообразности, бывший глава делегации Ирана на международных переговорах по иранской ядерной программе;
Мохаммед Гарази – ветеран войны с Ираком в 80-е годы, потом занимавший различные министерские посты;
Голям-Али Хаддад Адель - экс-спикер парламента, занимавший ряд постов в правительстве. Представляет исламский радикальный блок «Абадегаран». Дочь Аделя - замужем за одним из сыновей Али Хаменеи.
Мохаммад Реза Ареф – академик, член Высшего совета культурной революции, в прошлом министр технологии и бывший вице-президент.
Иран – клерикальное государство, и весь политический ландшафт здесь может быть представлен только консерваторами, имеющими безупречную репутацию с точки зрения духовенства. В этом главная специфика всех, а не только нынешних, выборов в Иране, напоминает эксперт по исламским странам Елена Супонина:
«Среди всех утвержденных кандидатов есть один человек, который считается реформистом, это Мохаммад Реза Ареф. Он занимал высокие посты в Иране при президенте Хатами, считающимся реформатором. Но он не имеет серьезных шансов на победу. Основной кандидат-реформатор, Али Акбар Хашеми Рафсанджани, был снят с гонки Советом стражей, куда входят юристы и религиозные деятели. Это тоже специфика иранской избирательной кампании, но это не специфика этих выборов. Так в Иране происходит всегда, после исламской революции 1979-го года. Как бы ни называли претендента, реформатором или консерватором, на руководящие посты в государстве выдвигаются религиозные кандидаты.
- Можно ли выделить какие-то основные политические лагеря, все-таки, в той среде, о которой мы говорим?
- Эксперты выделяют несколько групп - это либо просто консерваторы, либо неоконсерваторы. Это разделение очень условно. Фактически это группы, которые формируются вокруг того или иного религиозного деятеля и той или иной определенной части бизнес-сообщества. Они и поддерживают того или иного кандидата. Если говорить о направлениях во внутренней и во внешней политике Ирана, большой разницы в программах того или иного кандидата я не вижу. Скорее, здесь мы можем говорить о личностных характеристиках кого-то из них. Например, Саид Джалили, который сейчас в числе фаворитов гонки, имеет репутацию более жесткого переговорщика, менее уживчивого политика, меньше готового слушать и прислушиваться к мнению других. Он будет более неудобен для Запада на посту президента Ирана, хотя и так отношения между Ираном и странами Запада остаются отвратительными. А вот Али Акбар Велаяти, который старше Саида Джалили лет на 20, мягок. Он типичный дипломат, был министром иностранных лет Ирана. Некоторые считают, что он, что называется, «ни рыба ни мясо», и поэтому думают, что он не победит, но шансы у него, на мой взгляд, очень серьезные. И, наконец, Мохаммад Галибаф – он также в тройке главных претендентов, он больше известен как практик, прагматик, что Галибаф и доказал на посту мэра иранской столицы.
- Насколько велико сегодня в иранском обществе стремление к переменам? Верно ли расхожее представление об Иране, как о стране, где большинство людей весьма охотно живут в этаком мрачном религиозном военном лагере?
- Я бывала в Иране и с определением «мрачный военный лагерь», все-таки, не согласна. Иранцы - жизнелюбивый народ. Они любят развлечься, по-своему, конечно, не в ночных барах, но в кругу семьи, на природе. Когда вы приезжаете на праздник Навруз в Иран, то видите очень много радостных людей, которые семьями расстилают коврики прямо на травке в парках, и, совсем как в России, празднуют. Без алкоголя, конечно же. Другое дело, что многие иранцы уже не согласны с ведущей ролью духовенства. Но если кто-то и высказывает такие мысли, то в очень узком, частном, не публичном кругу. В этом Иран остается исламской республикой. Есть некоторые разногласия по поводу того, как вести себя Ирану с Западом. Люди устают от экономических санкций, от постоянного давления извне. Многие хотят нормально вести бизнес без ограничений и считают, что иранское руководство могло бы что-то наладить в этом отношении. Поэтому многие и делали ставку на Хашеми Рафсанджани - как на человека, который мог бы своим дипломатическим искусством урегулировать отношения с Западом и сделать так, чтобы иранцы меньше страдали от международных санкций. Но, к сожалению, эта кандидатура не прошла. И поэтому рассчитывать на многое здесь не придется».
Имя и личность будущего президента Ирана, государства, которое, как твердо уверены на Западе, стремится к созданию ядерного оружия, а также - крупнейшего мирового экспортера нефти и ключевого геополитического игрока региона, не может не интересовать США, Россию, Китай, Израиль, Евросоюз, Турцию и еще многие страны мира.
В политическом истеблишменте Ирана возобладала «осадная ментальность», указывают американские аналитики. Страна, по убеждению высшего руководства, окружена кольцом врагов, которым пособничает внутренняя пятая колонна, зараженная выведенной на Западе бациллой «арабской весны».
Ряд экспертов отмечают, что до недавних пор в Вашингтоне полагали, что курс на диалог, подкрепленный действенными экономическими санкциями, подталкивает Тегеран к компромиссу по ядерной проблеме. А то, что Иран явно затягивает достижение договоренности, объяснялось стремлением духовного лидера Али Хаменеи дождаться окончания срока полномочий своего недруга, действующего президента Махмуда Ахмадинежада - чтобы лавры миротворца достались уже его преемнику. Однако тот факт, что в окончательно отфильтрованном списке кандидатов не осталось ни одного человека хоть с какими-то шансами на победу, кто мог бы стать реальным партнером США по ядерным переговорам, диктует отказ от прежнего оптимистического прогноза, полагает обозреватель общественно-политического журнала Commentary Майкл Рубин:
«Сегодня ясно, что истинным владыкам Ирана не нужна на посту президента сильная личность, каковой был Ахмадинежад, удостоившийся, в итоге, за свои яростные словесные нападки на Израиль и США обвинений в провоцировании Запада на ускоренное введение экономических санкций. Ахмадинежадом двигал даже не столько ислам, сколько агрессивный иранский национализм, и духовенство он рассматривал как декорацию, порой совершенно лишнюю. Те, кто ныне борется за президентство - люди иного склада, лучше владеющие своими эмоциями, но при этом не менее фанатичные, чем уходящий глава государства. Так, по словам бывшего министра иностранных дел Али Акбара Велаяти, предположительно, центриста, «идеальный президент – этот тот, кто решительно противостоит врагу, и кто превратит нашу исламскую республику в идеал для подражания для всех угнетенных на земле». Другой кандидат, любимчик Хаменеи и фаворит гонки Саид Джалили, возглавлявший в прошлом иранскую делегацию на ядерных переговорах, по отзывам людей, хорошо его знающих, вежлив и порой даже очень приятен в общении, но в профессиональном плане демонстрирует нулевое желание договариваться, нулевую способность независимо мыслить и нулевое наличие воображения».
По словам Майкла Рубина, президент в Иране – фигура во многом церемониальная, и поэтому форсированные ядерные разработки, равно как и спонсорство терроризма, осуществляются и при прагматике Рафсанжани, и при реформаторе Хатами, и при националисте Ахмадинежаде:
«Все прекрасно помнят, какими массовыми протестами завершились последние выборы президента, поэтому нынешняя кампания притягивает к себе столь большое внимание мирового сообщества. В Вашингтоне, в Москве и в Пекине прекрасно понимают, что для политической стабильности Ирана имеет значение, сколько избирателей придет голосовать и насколько легитимными, в их глазах, будут результаты голосования».
Двоим из 8 претендентов, утвержденным Советом стражей в качестве кандидатов, Мохсену Резайи и Али Акбару Велаяти, властями Аргентины предъявлены обвинения в организации теракта возле еврейского культурного центра в Буэнос-Айресе в 1994 году. Кандидат Хасан Рохани, обвиняющий Ахмадинежада в удушении гражданских свобод и экономической некомпетентности, открыто гордится своей ролью в кровавом подавлении народных выступлений против фальсификации выборов 2009 году, обеспечившей победу тому же Ахмадинежаду. Правда, сейчас Рохани признает, что на тех выборах имели место отдельные нарушения избирательной процедуры.
Уильям Фултон, аналитик Института American Enterprise, подчеркивает, что иранские руководители называют «подстрекательством к мятежу» призывы Запада к подлинно свободным выборам. По его словам, они прекрасно освоили приемы «управляемой демократии», очистив политический ландшафт от либералов и потенциальных возмутителей спокойствия, от всех, на кого был навешен ярлык «девиантов»:
«Сегодня большая часть «смутьянов» находится в тюрьмах, многие бежали из страны. Стражи исламской революции грозят журналистам и их редакторам карами, если те позволят себе какое-либо фрондирование, и проводят на улицах публичные учения по отработке тактики разгона демонстраций. Кандидатов на этих выборах вдвое больше, чем на предыдущих, но сделано это для того, чтобы расколоть голоса протестного электората и уже в первом туре нивелировать его влияние. Политики, которых, пусть с натяжкой, можно причислить к умеренным, герои протестного движения Муссави и Карруби, по-прежнему находятся под домашним арестом. Махмуд Ахмадинежад изо всех сил пытался протащить в кандидаты руководителя своей администрации Исфандиара Рахима Машаи, приходящегося ему шурином, чтобы тот в случае победы оградил его от возможного судебного преследования, но Совет стражей Машаи не утвердил. Что касается Рафсанджани, который пользуется большим авторитетом в народе, и на которого Запад ставил как на партнера по ядерным переговорам, то он, как казалось поначалу, прошел отбор, но в последний момент был отсеян, не сумев, видимо, внушить к себе доверие как к преданному слуге Аллаха».
Другое дело Саид Джалили, продолжает Уильям Фултон. Его догматизм в вопросах религии вне подозрений. «Нет компромиссу, нет капитуляции - только Джалили!» Таков девиз его предвыборной кампании, и он нравится духовному лидеру Али Хаменени, который постоянно повторяет, что президент не должен раздавать невыполнимые обещания:
«Хаменеи в какой-то момент настолько возмутился ослушанием Ахмадинежада, что прозрачно намекнул на желание вообще ликвидировать в недалеком будущем институт президентства. Вряд ли, однако, он это сделает: президент – это и генеральный менеджер повседневной деятельности органов управления, и¸ что еще важнее, политический громоотвод, берущий на себя каждые четыре года неизбежное общественное недовольство теми или иными явлениями в стране».
Институт выборов президента имел немалое значение в идеологической войне, которую Иран ведет против своих противников в мусульманском мире, и эту войну он сейчас проигрывает, считает ведущий эксперт Центра международных и стратегических исследований Эдвард Люттвак:
«Мы – единственная страна мусульманского мира, которая проводит честные президентские выборы, заявляет Иран. И в 2005 году это было действительно так: серьезная схватка двух реальных соперников, Ахмадинежада и Рафсанджани. Выборы 2009 года тоже замышлялись как честные, но, когда стало ясно, что Муссави побеждает, духовенство дрогнуло и решилось на откровенный подлог. На сей раз аятоллы не обеспечили даже видимости подлинного выбора, признав тем самым полное идейное фиаско. Отныне иранский режим есть ничем не прикрытая диктатура».
Радио Свобода