ВАШИНГТОН---Одной из ведущих тем в международных СМИ уходящей недели стало обсуждение террористической атаки в американском Бостоне. Выступая в эфире в рамках своей традиционной "прямой линии", президент России Владимир Путин заявил о том, что Москва и Вашингтон должны расширить сотрудничество по широкому спектру вопросов безопасности. Каково значение Северного Кавказа в такой кооперации? В чем позиции России и США могут сблизиться, а где присутствуют существенные ограничения?
Апрельский инцидент в Бостоне стал первой после 11 сентября 2001 года террористической атакой на американской территории. Однако в отличие от предыдущей трагедии в фокусе внимания оказались не выходцы из стран Ближнего Востока или Пакистана, а представители Северного Кавказа. До 2013 года для США это направление было не слишком известным. Конечно, Вашингтон внимательно следил за ситуацией в самом турбулентном российском регионе. Однако данная проблема рассматривалась в контексте более широких сюжетов, будь то двусторонние отношения между Россией и Соединенными Штатами или борьба с терроризмом.
В последние годы Вашингтон стал проявлять намного больший интерес к безопасности сочинской Олимпиады, которая пройдет в непосредственной близости от Северного Кавказа. В самом деле, от столицы белой Олимпиады до Карачаево-Черкесии порядка 100 км, а до Кабардино-Балкарии – около 200. И эта республика в последние годы давала немало поводов для беспокойства для российской и региональной власти. Между тем США, как правило, отправляют на главное соревнование четырехлетия одну из самых многочисленных спортивных делегаций. В этой связи призыв Владимира Путина к "объединению усилий", чтобы "не пропускать такие удары", американские политики не могли не услышать.
Возникает вопрос: в какой степени безопасность Северного Кавказа может сблизить позиции двух стран? На первый взгляд, у Москвы и Вашингтона есть немало общих точек соприкосновения. В период, когда "перезагрузка" отношений была на пике, Госдепартамент внес сначала Доку Умарова, а затем и "Имарат Кавказ" в свои "черные списки" террористов. Сегодня представители администрации не критикуют Кремль за непропорциональное применение силы, поддерживают российскую территориальную целостность, видят опасность в распространении радикального исламизма.
Однако – это лишь часть меню двусторонних отношений. Что бы ни говорили официальные российские представители про "двойные стандарты" и лицемерие своих американских партнеров, в США медиа, а также общественность играют немалую роль и серьезно влияют на принятие политических решений. Имея шанс наблюдать за первыми реакциями на бостонский теракт, могу сказать, что многие высказывания журналистов, политических аналитиков и консультантов вызвали некоторый эффект дежа вю. Очень многие риторические приемы и оценки, прозвучавшие сегодня, напомнили те, которые были озвучены еще в период двух чеченских кампаний. И можно сколько угодно укорять авторов данных текстов в фактических ошибках и неточностях, от этих выступлений трудно будет отмахнуться и администрации, не говоря уже о Сенате и Палате представителей.
Немало публицистов сегодня обращают свой гнев в сторону американской власти, которая, по их мнению, повторяет ошибки Кремля 1990-х годов, отказывается от сбалансированного и нюансированного подхода. Естественно, проблема Северного Кавказа вписывается в общий контекст внутренней политики России. И третий срок Владимира Путина – не самый благоприятный контекст для обсуждения потенциала по двусторонней кооперации. Добавим к этому фактор внутриполитической конкуренции. Оппоненты Обамы из республиканского лагеря стремятся использовать очевидные проколы спецслужб для критики президента и его команды. И, естественно, они сделают все, чтобы показать нежелательность излишних уступок "русским".
Но, в конце концов, государственные интересы могут заставить президента и представителей высшей законодательной власти стать чуть менее чувствительными к мнению общественности. Вашингтон имеет немало союзников, у которых есть проблемы с соблюдением демократических прав и свобод. Здесь, что называется, от Саудовской Аравии до Пакистана и от Узбекистана до Туркмении. Но есть немало других вопросов, в которых сама администрация и Конгресс жестко расходятся с Москвой. Эти расхождения касаются чувствительных для Кремля сфер – "Ближнее зарубежье", Сирия. Между тем российские политики полагают, что без продвижения к пониманию в этих сферах о серьезной кооперации трудно говорить. В особенности, если принять в расчет опасения относительно растущей исламизации в ходе событий "арабской весны". Не стоит забывать и о том, что Вашингтон хотел бы определенных подвижек и со стороны Москвы. В особенности в том, что касается снижения градуса антиамериканской пропаганды внутри России.
Таким образом, северокавказские сюжеты и до Бостона не вызывали особого охлаждения между Вашингтоном и Москвой. И вряд ли здесь стоит ожидать каких-то впечатляющих прорывов. Куда важнее согласовать позиции по другим спорным сюжетам, которые блокируют насущную для обеих стран кооперацию. Снова придется делать выбор между реализмом и идеализмом.
Апрельский инцидент в Бостоне стал первой после 11 сентября 2001 года террористической атакой на американской территории. Однако в отличие от предыдущей трагедии в фокусе внимания оказались не выходцы из стран Ближнего Востока или Пакистана, а представители Северного Кавказа. До 2013 года для США это направление было не слишком известным. Конечно, Вашингтон внимательно следил за ситуацией в самом турбулентном российском регионе. Однако данная проблема рассматривалась в контексте более широких сюжетов, будь то двусторонние отношения между Россией и Соединенными Штатами или борьба с терроризмом.
В последние годы Вашингтон стал проявлять намного больший интерес к безопасности сочинской Олимпиады, которая пройдет в непосредственной близости от Северного Кавказа. В самом деле, от столицы белой Олимпиады до Карачаево-Черкесии порядка 100 км, а до Кабардино-Балкарии – около 200. И эта республика в последние годы давала немало поводов для беспокойства для российской и региональной власти. Между тем США, как правило, отправляют на главное соревнование четырехлетия одну из самых многочисленных спортивных делегаций. В этой связи призыв Владимира Путина к "объединению усилий", чтобы "не пропускать такие удары", американские политики не могли не услышать.
Возникает вопрос: в какой степени безопасность Северного Кавказа может сблизить позиции двух стран? На первый взгляд, у Москвы и Вашингтона есть немало общих точек соприкосновения. В период, когда "перезагрузка" отношений была на пике, Госдепартамент внес сначала Доку Умарова, а затем и "Имарат Кавказ" в свои "черные списки" террористов. Сегодня представители администрации не критикуют Кремль за непропорциональное применение силы, поддерживают российскую территориальную целостность, видят опасность в распространении радикального исламизма.
Однако – это лишь часть меню двусторонних отношений. Что бы ни говорили официальные российские представители про "двойные стандарты" и лицемерие своих американских партнеров, в США медиа, а также общественность играют немалую роль и серьезно влияют на принятие политических решений. Имея шанс наблюдать за первыми реакциями на бостонский теракт, могу сказать, что многие высказывания журналистов, политических аналитиков и консультантов вызвали некоторый эффект дежа вю. Очень многие риторические приемы и оценки, прозвучавшие сегодня, напомнили те, которые были озвучены еще в период двух чеченских кампаний. И можно сколько угодно укорять авторов данных текстов в фактических ошибках и неточностях, от этих выступлений трудно будет отмахнуться и администрации, не говоря уже о Сенате и Палате представителей.
Немало публицистов сегодня обращают свой гнев в сторону американской власти, которая, по их мнению, повторяет ошибки Кремля 1990-х годов, отказывается от сбалансированного и нюансированного подхода. Естественно, проблема Северного Кавказа вписывается в общий контекст внутренней политики России. И третий срок Владимира Путина – не самый благоприятный контекст для обсуждения потенциала по двусторонней кооперации. Добавим к этому фактор внутриполитической конкуренции. Оппоненты Обамы из республиканского лагеря стремятся использовать очевидные проколы спецслужб для критики президента и его команды. И, естественно, они сделают все, чтобы показать нежелательность излишних уступок "русским".
Но, в конце концов, государственные интересы могут заставить президента и представителей высшей законодательной власти стать чуть менее чувствительными к мнению общественности. Вашингтон имеет немало союзников, у которых есть проблемы с соблюдением демократических прав и свобод. Здесь, что называется, от Саудовской Аравии до Пакистана и от Узбекистана до Туркмении. Но есть немало других вопросов, в которых сама администрация и Конгресс жестко расходятся с Москвой. Эти расхождения касаются чувствительных для Кремля сфер – "Ближнее зарубежье", Сирия. Между тем российские политики полагают, что без продвижения к пониманию в этих сферах о серьезной кооперации трудно говорить. В особенности, если принять в расчет опасения относительно растущей исламизации в ходе событий "арабской весны". Не стоит забывать и о том, что Вашингтон хотел бы определенных подвижек и со стороны Москвы. В особенности в том, что касается снижения градуса антиамериканской пропаганды внутри России.
Таким образом, северокавказские сюжеты и до Бостона не вызывали особого охлаждения между Вашингтоном и Москвой. И вряд ли здесь стоит ожидать каких-то впечатляющих прорывов. Куда важнее согласовать позиции по другим спорным сюжетам, которые блокируют насущную для обеих стран кооперацию. Снова придется делать выбор между реализмом и идеализмом.