- Нас задержали на пункте полицейского контроля приблизительно через полчаса после того, как мы покинули Каирский аэропорт. Полицейские попросили предъявить паспорта. У нас у обоих – британские паспорта. В нашей сумке они нашли спутниковый телефон, подтвердивший их подозрения, что мы журналисты. Нас отвезли в полицейский участок, где мы прождали более часа. Потом нас отвели к другому офицеру, который, как я предполагаю, служит в египетской службе безопасности. Нас продержали 27 часов без всякой связи с внешним миром, с завязанными глазами и в наручниках. В этой же камере полицейские избивали задержанных египтян и пытали их с помощью электрического тока.
- Сколько людей было в камере? Вам удалось как-то пообщаться с ними? Узнать, кто они были - журналисты, правозащитники, участники массовых протестов?
- Кроме нас в камере находились еще 4-5 человек. Я не мог с ними общаться, поскольку полицейские приказали нам по-английски "не разговаривать", и сказали то же самое по-арабски другим заключенным. После долгих попыток мне удалось сдвинуть повязку, чтобы хоть что-то видеть. Я смог видеть половину комнаты, в которой было 3 человека. По моим наблюдениям, двое были египтянами, и еще один мог быть иностранцем с Запада, но я не могу этого сказать точно. У двух человек, сидевших ближе всего ко мне, на телах были следы избиений. Они совершали молитвы. Я предполагаю, что они могли быть членами исламистского движения. Возможно, "Братья-мусульмане".
- Каково ваше самое сильное впечатление от пребывания в камере египетской тюрьмы?
- Меня самого не пытали, так что для меня все прошло легче, чем для других. Но совершенно ужасно, что кто-то может содержаться в таких условиях. И трудно после такого вести нормальную жизнь. Я знал, что на Ближнем Востоке довольно странные правила игры, но надеялся, что со мной ничего страшного не произойдет, потому что я с Запада, у меня британский паспорт. И что отношение ко мне будет лучше, чем к другим. Но нельзя быть уверенным в этом, поскольку нельзя быть уверенным в психологическом состоянии тех людей, от которых зависела наша судьба. Меня не пытали в физическом смысле, но в любой момент они могли подойти и ко мне. Все, что я описываю, происходило в паре метров от меня. Звуки электрошокеров раздавались в сантиметрах от моего лица, так что ни в чем нельзя было быть уверенным. Я все время надеялся, что меня это не коснется, но это не делало меня менее нервным.
- Позволяет ли ваш личный опыт делать выводы о том, что сейчас происходит в Египте?
- Трудно делать выводы с завязанными глазами. Но, по крайней мере, я понял, почему люди вышли на улицы. Их вело чувство собственного достоинства, требование уважения своих прав. Я думаю, именно это и стало толчком к массовым выступлениям против Хосни Мубарака. Я увидел, как действует служба безопасности Египта. Причем она действует так последние 30 лет. Это хорошо смазанный механизм, эти ребята натренированы, То, что они делают сейчас, они делали всегда, просто теперь в большем объеме.
- Предполагается, что демократические реформы в Египте должен возглавить вице-президент Омар Сулейман, который как раз и контролирует службу безопасности. Что вы думаете о нем?
- У него большой аппарат. Может быть, сам он не отдает распоряжения, но, без сомнения, он знает обо всем, что происходит в тюрьмах. Так что, я думаю, это совсем не тот человек, который должен возглавлять движение за обновление общества и внедрение в него демократических институтов. То место, где я был – это антипод демократии в том виде, как мы это понимаем.
- Сколько людей было в камере? Вам удалось как-то пообщаться с ними? Узнать, кто они были - журналисты, правозащитники, участники массовых протестов?
- Кроме нас в камере находились еще 4-5 человек. Я не мог с ними общаться, поскольку полицейские приказали нам по-английски "не разговаривать", и сказали то же самое по-арабски другим заключенным. После долгих попыток мне удалось сдвинуть повязку, чтобы хоть что-то видеть. Я смог видеть половину комнаты, в которой было 3 человека. По моим наблюдениям, двое были египтянами, и еще один мог быть иностранцем с Запада, но я не могу этого сказать точно. У двух человек, сидевших ближе всего ко мне, на телах были следы избиений. Они совершали молитвы. Я предполагаю, что они могли быть членами исламистского движения. Возможно, "Братья-мусульмане".
- Каково ваше самое сильное впечатление от пребывания в камере египетской тюрьмы?
- Меня самого не пытали, так что для меня все прошло легче, чем для других. Но совершенно ужасно, что кто-то может содержаться в таких условиях. И трудно после такого вести нормальную жизнь. Я знал, что на Ближнем Востоке довольно странные правила игры, но надеялся, что со мной ничего страшного не произойдет, потому что я с Запада, у меня британский паспорт. И что отношение ко мне будет лучше, чем к другим. Но нельзя быть уверенным в этом, поскольку нельзя быть уверенным в психологическом состоянии тех людей, от которых зависела наша судьба. Меня не пытали в физическом смысле, но в любой момент они могли подойти и ко мне. Все, что я описываю, происходило в паре метров от меня. Звуки электрошокеров раздавались в сантиметрах от моего лица, так что ни в чем нельзя было быть уверенным. Я все время надеялся, что меня это не коснется, но это не делало меня менее нервным.
- Позволяет ли ваш личный опыт делать выводы о том, что сейчас происходит в Египте?
- Трудно делать выводы с завязанными глазами. Но, по крайней мере, я понял, почему люди вышли на улицы. Их вело чувство собственного достоинства, требование уважения своих прав. Я думаю, именно это и стало толчком к массовым выступлениям против Хосни Мубарака. Я увидел, как действует служба безопасности Египта. Причем она действует так последние 30 лет. Это хорошо смазанный механизм, эти ребята натренированы, То, что они делают сейчас, они делали всегда, просто теперь в большем объеме.
- Предполагается, что демократические реформы в Египте должен возглавить вице-президент Омар Сулейман, который как раз и контролирует службу безопасности. Что вы думаете о нем?
- У него большой аппарат. Может быть, сам он не отдает распоряжения, но, без сомнения, он знает обо всем, что происходит в тюрьмах. Так что, я думаю, это совсем не тот человек, который должен возглавлять движение за обновление общества и внедрение в него демократических институтов. То место, где я был – это антипод демократии в том виде, как мы это понимаем.