ПРАГА --- В пятницу армянский премьер Овик Абрамян заявил о том, что Россия наконец понизит цену на газ для Армении, единственного рынка сбыта, который остался у нее на Южном Кавказе. Озвучить, на сколько, по идее, должен Дмитрий Медведев, визита которого ждут 7 апреля. Причины и последствия этого шага мы обсуждаем с Сергеем Минасяном, замдиректора института «Кавказ».
Катерина Прокофьева: Сергей, в эту пятницу премьер-министр Армении заявил, что «цены на поставляемый из России природный газ для потребителей Армении будут понижены, но пока еще не решено, на сколько». «Этот вопрос обсуждался на встрече президентов Армении и России в Москве. Ведомствам поручили провести обсуждения по вопросу снижения цены. На сколько может быть снижена цена, станет известно в результате обсуждений. Но точно снизится», – сказал он. На сколько и в обмен на что, видимо, станет известно с приездом Медведева в Ереван, который намечен на 7 апреля. Каковы возможные расклады? Выгодно ли Москве понижать газовый тариф для Армении?
Сергей Минасян: Я думаю, всем очевидно, что речь идет о том, что и для Армении, как и для всех остальных постсоветских стран, цены на газ являются составной от общего комплекса взаимоотношений. Понятно, что Армении, как и любой другой постсоветской стране, цены на газ повышают или понижают исходя не из экономических каких-то расчетов, а из соображений политического плана. Соответственно, цена на газ Армении будет снижена с учетом всего комплекса взаимоотношений Армении с Россией, начиная от членства Армении в Евразийском союзе и, возможно, позиции Армении во время острой фазы кризиса между Россией и Турцией.
Катерина Прокофьева: А по какой причине ей так долго не удавалось добиться газовой лояльности для себя, для стратегического партнера? Даже если сравнить цену, которую «Газпром» предлагал Тбилиси, с тем, что платит сегодня Ереван, получается непонятно: Армения платит 165 долларов да тысячу кубометров, а Грузии предлагают за 120, и она этим не воспользовалась...
Сергей Минасян: По той же самой причине, по которой Армения получает газ по 165 долларов, а Украина – я даже приблизительно не знаю, за сколько ей предлагают.
Катерина Прокофьева: На 10 долларов меньше.
Сергей Минасян: «Газпром» собирается зайти на грузинский газовый рынок, на котором он и так присутствует с некоторой долей, за счет газа, который передается Грузии за счет транзита в Армению. Понятно, что для «Газпрома» выход на небольшой, в принципе, грузинский рынок имеет под собой политическую, а не экономическую составляющую, а Грузия пользуется преимущественно азербайджанским газом, который также имеет достаточно специфическую себестоимость – это цена за транзит азербайджанского газа далее в Турцию и Европу. Поэтому Грузия по определению имеет большие преимущества, чем Армения, имея дешевый газ от Азербайджана. Исходя из этого, «Газпром» не имел иной возможности, как предложить Грузии более комфортабельную цену, особенно с учетом того, что политические взаимоотношения между Россией и Грузией, мягко говоря, не очень хорошие. Так что в данном случае опять играли свою роль политические соображения, а не экономические.
Катерина Прокофьева: Если договоренность о скидке на газ уже достигнута, и Медведев ее озвучит, то что может потребовать Москва от Еревана за это, каких уступок в современном геополитическом раскладе, о котором вы говорили, учитывая российско-турецкое противостояние?
Сергей Минасян: Я не думаю, что Россия будет требовать от Армении еще чего-то больше за счет некоторой скидки. Как я понимаю, скидка будет не особенно и большая, может быть, даже символическая. Я думаю, это, скорее, продолжение, некая производная от уже тех скидок или проявлений лояльности, которые Ереван делал все предыдущие годы. Я не думаю, что есть что-то особо важное в политической сфере, что Армения могла бы предложить России, или чтобы Россия чего-то потребовала большего на территории Армении. У нас есть российская военная база, Армения является членом ОДКБ, Армения в значительной степени сама заинтересована в определенном формате российско-армянских взаимоотношений в сфере безопасности, военно-политической, военно-технической сферах и т.д. Так что я не думаю, что это будет что-то такое, что Армения по определению могла бы предложить России того, чего у Москвы не было. Я думаю, что, наоборот, это, скорее, плата за «хорошее поведение», чем попытка России выторговать чего-то больше у Армении. Очевидно, что это не может быть, в любом случае, что-то существенное в экономической сфере, а в политической и военно-стратегической и так Армения может предложить России даже больше, чем самой России, возможно, в реальности и нужно.
Катерина Прокофьева: Почему Ереван, имеющий возможность получать газ прямиком из Ирана, не ведет с ним соответствующих переговоров?
Сергей Минасян: Армения получает определенную часть, но мало. Во-вторых, кто сказал, что Иран будет поставлять Армении больше газа и по более дешевой цене, чем Россия? Насколько я понимаю, все разговоры об этом являются ни чем иным, как обыкновенной политизированной спекуляцией. Очевидно, что Армения имеет возможность получить газ несколько дешевле от России, исключительно из политических соображений. Я не знаю, какого рода особые политические соображения должны быть у Ирана, чтобы поставлять Армении газ по соизмеримо более низким ценам, чем Россия.
Катерина Прокофьева: 8 апреля в Армении также состоится заседание Совета глав правительств государств ЕАЭС, на котором среди прочего будут обсуждаться и вопросы, связанные с взаиморасчетами за газ в рублях. Какие тут могут быть варианты - пойдет ли Россия и на такую уступку, как вы думаете?
Сергей Минасян: Как вы понимаете, все члены Евразийского союза, наверное, были бы заинтересованы в том, чтобы Россия пошла на такой шаг по вполне очевидным причинам. Армянское руководство неоднократно об этом заявляло за месяц и даже годы до этого, но пока этого не произошло, и если это даже и произойдет, очевидно, что это не будет связано исключительно только с позицией Армении. Это может быть связано также с комплексным подходом в отношении всех стран Евразийского союза. А пойдет ли Москва, исходя из соображений экономических (в данном случае экономические уже серьезнее, чем политические) на такого рода шаг, я затрудняюсь говорить, потому что очевидно, что я не могу оценивать с точки зрения экономических приоритетов Москвы.
Катерина Прокофьева: Армения вступила в ЕАЭС больше года назад – со 2 января 2015 года. Как это членство отразилось на экономике страны? Мы можем подвести итоги за прошедший год с небольшим? Сторонники членства в ЕАЭС указывают, во-первых, на рост ВВП, во-вторых, на то, что предсказания, что Армения задушит свои контакты с другими странами и замкнет их исключительно на России, опять не оправдались...
Сергей Минасян: Мне и до того, как Армения стала членом Евразийского союза, и после этого было очевидно, что решение в первую очередь лежало в сфере политической и сфере безопасности. И искать оправдания или недостатки членства Армении в ЕАЭС в экономической сфере, особенно на фоне того, что в главном локомотиве евразийской интеграции – в России – из-за падения цен на нефть и западных санкций происходят серьезные проблемы в экономике, я думаю, в реальности лишено рациональности. Армения стала и является членом Евразийского союза, равно как и ОДКБ, и формата армяно-российских отношений исключительно из приоритетов политики безопасности. С другой стороны, в принципе, членство Армении в ЕврАзЭС, будучи производным от составляющей политической безопасности, имеет также и некоторые позитивные планы в вопросе энергетики. А в вопросе торговли и экономического сотрудничества, я думаю, очевидно, что есть некие объективные трудности, преодолеть которые Армения никогда не сможет, исходя из географической и транспортной отдаленности для всех остальных членов Евразийского союза. В принципе, если же смотреть на все это с точки зрения обыкновенного гражданина Армении, то я думаю, что если для многих членство Армении в ЕврАзЭС имело политическое значение, то, скорее, это заметно в плане мобильности, облегчения режима для гастарбайтеров, исходя из того, что достаточно крупный сегмент армянской экономики и социальной жизни зависит от трансфертов, хотя трансферты снизились, но административно-правовое регулирование облегчилось, это положительно сказалось. Все, что отрицательно сказывается, это, скорее, связано не с особенностями взаимоотношений Армении с Россией или членством Армении в Евразийском союзе, а, скорее, это увязывается с тем беспрецедентным экономическим обвалом, который произошел и сохраняется в России, начиная с 2014 года, в результате комбинации факторов – падения цен на нефть и западных санкций.
Катерина Прокофьева: Ну, а с политической точки зрения и с точки зрения безопасности это членство оправдано, по-вашему?
Сергей Минасян: Во-первых, когда говорят об издержках или цене безопасности, очень часто забывают о том, что в цену безопасности входит не только то, что произошло или то, что случилось, начиная с 3 сентября 2013 года, когда было принято политическое решение о членстве Армении в Евразийском союзе, но также и то, что потенциально могло бы случиться, но не произошло. Политические лидеры, которые принимают решения исходя из соображений безопасности и внешней политики, данные соображения также имеют в виду. То, что в Армении не случилось Донбасса, не возобновились широкомасштабные боевые действия в Нагорном Карабахе и многие другие страшные вещи, которые, к счастью, не случились, – это является ценой политического решения от 3 сентября 2013 года. Является ли это достаточной ценой или нет, я думаю, что в приоритетах политической элиты Армении это является оправданным. В приоритетах определенной части гражданского общества и политической контрэлиты Армении, я думаю, есть другое мнение, но понятно, что ответственность за политические действия имеет руководство: оно принимало решение в 2013 году и пытается это оправдывать по состоянию на весну 2016-го.
Катерина Прокофьева: Некоторые крупные армянские СМИ, а также Stratfor пишут о том, что в марте американский штат Джорджия признал независимость Нагорно-Карабахской Республики, и это уже шестой американский штат, который это сделал. Мы можем, в принципе, ожидать признания Нагорного Карабаха и со стороны других американских штатов, и хотя они чисто символические, они формируют политические симпатии определенной части армянского общества по отношению к США и вообще к Западу. Так вот эти источники, о которых я говорю, пишут, что такое положение в перспективе может частично выбить из рук России рычаги управления ситуацией в Армении и в Нагорном Карабахе. Насколько это реально, по-вашему?
Сергей Минасян: Знаете, если что-то способно серьезно выбить рычаги влияния, симпатий к России и позиции России во внутреннем общественном восприятии Армении, это не столько то, что происходит на Западе, в Америке и Европе, а, скорее, то, что Россия сама зачастую своими действиями или бездействием делает для армянской общественности в медийном информационном поле. Это уже давно звучит банально, но в отношении всех остальных постсоветских стран мы видим такую же картину. Западу очень часто можно ничего не делать ввиду достаточно «медвежьей поступи» России во внутриобщественном поле, которое, между прочим, само по себе ее не особо беспокоит. Москва привыкла работать исключительно с властями или политическими элитами, не рассматривая всерьез симпатии или антипатии гражданского общества, политических сил или широкой общественности той или иной постсоветской страны. Так что в этом плане одно, два или даже десяток признаний Карабаха или геноцида армян 1915 года со стороны американских штатов зачастую несоизмеримо по своему негативному влиянию для образа России, чем одно необдуманное заявление какого-нибудь средней руки российского чиновника, который может совершенно в ином контексте что-нибудь сказать, а эффект будет несоизмеримо отрицательным для имиджа и позиции России внутри общественности Армении.
Катерина Прокофьева: Какое заявление вы имеете в виду конкретно?
Сергей Минасян: Я могу привести десятки примеров, начиная от позиции тех или иных российских комментаторов и заканчивая заявлениями российских депутатов, достаточно высокопоставленных. Например, когда достаточно активно спекулировалась тема армянского геноцида или российско-турецкого договора 1921 года во время пика российско-турецкой конфронтации. В реальности можно привести десятки такого рода заявлений. Они имели совершенно иной контекст, они относились к взаимоотношениям России и Турции, а не к Армении, но как бы спекуляция данной тематикой достаточно чувствительная, особенно для армянского общества. Она сыграла более негативную роль для образа России, чем многие иные шаги, начиная от цен на поставки газа или поставки вооружения и т.д.
Радио «Эхо Кавказа»