Книга голландского историка, профессора Лондонского университета Франка Дикоттера "Большой голод Мао" (Mao’s Great Famine, 1958–1962) вызвала живой интерес у английской публики. Книга эта стала в Англии бестселлером.
Первоначально она вышла по-голландски в 2010 году. Китай в Соединенном Королевстве всегда в моде. Ну а уничтожение сорока пяти миллионов китайцев, погибших за четыре года в результате сельскохозяйственных и прочих экспериментов Мао, поражает воображение даже подданных бывшей империи, привыкших к масштабным историческим катаклизмам.
К сожалению, другая не менее любопытная книга, имеющая непосредственное отношение к новейшей истории Китая, не получила столь же широкого резонанса. Называется она The Wind from the East: French Intellectuals, the Cultural Revolution, and the Legacy of the 1960s ("Ветер с востока: французские интеллектуалы, культурная революция и наследие шестидесятых"). Ее автор – американский историк Ричард Уолин. Без малого на четырехстах страницах он описывает, как французские интеллектуалы поддержали избиение себе подобных во время культурной революции в Китае. Этих людей – левых интеллектуалов – в Англии называют "шампанскими социалистами", в Германии – "тосканскими социалистами", в Италии – "кашемировыми коммунистами", в Америке – radical chic ("радикальный шик"). Многие из них плохо
себе представляли, что происходит в Китае, но это не мешало им поклоняться великому кормчему. В отличие от непосвященных, Симона де Бовуар побывала в Китае по приглашению премьера Госсовета Чжоу Эньлая и в 1957 году издала толстую книгу-дневник "Великий поход", в которой писательница и философ с глубокой симпатией пишет о коммунистическом режиме в КНР (это ей принадлежит фраза: "Власть Мао не более диктаторская, чем власть президента Рузвельта").
Энтузиастом Мао был муж Симоны де Бовуар философ Жан-Поль Сартр. Французский философ болгарского происхождения Юлия Кристева тоже ценила идеи Мао. Ее муж, редактор леворадикального журнала "Тель-Кель" Филипп Соллерс одевался в стиле Мао и печатал переводы его стихов в своем журнале. Китайского вождя поддерживали видные интеллектуалы Альтюссер, Барт, Деррида, Рансьер, Мальро (многолетний друг Чжоу Эньланя), режиссер Годар (впоследствии неугомонный изобличитель сионизма), Бадью (еще один неугомонный антисионист), Глюксман и Бернар-Анри Леви (двое последних впоследствии сожалели об этом) и пр. и пр.
Почти все эти интеллектуалы преподавали в университетах и повлияли на мировоззрение нескольких поколений студентов. Зачитывались дацзыбао китайского вождя даже интеллектуалы-гомосексуалы, хотя в годы правления Мао гомосексуалов в Китае казнили. (В скобках замечу, что в Англии тоже были свои последователи маоизма. Бывший министр правительства лейбористов, виконт Тони Бенн, всю жизнь прикидывающийся пролетарием, называл Мао "величайшим деятелем ХХ века". Священник Хьюлит Джонсон писал: "Когда Мао говорит, он буквально излучает тепло". Композитор-авангардист Корнелиус Кардью, автор книги "Штокхаузен на службе империализма", тоже боготворил Мао, пока не перебежал на сторону албанского вождя Энвера Ходжа. Уже в 1968 году музыкант Джон Леннон в интервью говорил о Мао: "Вроде бы он делает доброе дело". Ему вторила будущая жена Йоко Оно: "Да. Точно".)
Что двигало этими людьми? Любовь к революции? К великой ломке – до треска костей? Но что стоит за этой любовью? Страх смерти? Пока "идет работа по сборке эшафота", смерть стоит в сторонке и ждет своего часа, и потому, не покладая рук, надо возводить эшафот, но никогда не завершать его строительства. Что еще? Историки, психологи, антропологи ищут ответ в несчастливом детстве западных маоистов, желании признания и славы, слабости к моде, жажде власти, ненависти к своему буржуазному происхождению, неприязни к собственной стране.
Но я склонен искать ответ не в ненависти или неприятии, а в кайфе. Это кайф людей, сохранивших племенную, коллективно-соборную память. Они любят ритуальные пляски, и эта любовь сильней, мощней рационального мышления, морали, исторического и личного опыта. Я далеко не первый, кто говорит об этом. Но я ищу свои слова.
Игорь Померанцев, Радио Свобода