Армии мира: деньги и боеспособность

Стокгольмский институт исследования проблем мира обнародовал очередной подробный статистический отчет о глобальных военных расходах всех государств земного шара. В 2013 году эти расходы превысили один триллион семьсот миллиардов долларов США. Но, как указывают шведские аналитики, в то же время совокупные траты стран мира на вооружения понижаются второй год подряд, причем, если в 2012 году сокращения составили менее половины процента, то в прошлом году они достигли почти двух процентов. Но это лишь агрегированные данные, если разбить их по странам и регионам, то благоприятная на первый взгляд картина выглядит уже далеко не столь обнадеживающей.

Первое, что бросается в глаза в отчете шведских аналитиков, так это значительное сокращение военных расходов в Северной Америке, Западной и Центральной Европе и в Океании – и одновременное их существенное увеличение в 2013 году во всех остальных регионах мира, и прежде всего, в относительном выражении, в Африке – 8,3 процента. В одних только США ассигнования на оборону сократились за год без малого на 8 процентов, и если подсчитывать глобальные военные траты без Америки, то получится, что они не только не уменьшились, а даже подскочили примерно на 2 процента. В то время как бюджет Пентагона последовательно урезается, вооруженные силы КНР получили в 2013 году в реальном исчислении (с поправкой на инфляцию) почти на 8 процентов больше средств, чем в предшествовавшем. А бюджет российской армии прирос за отчетный период на без малого 5 процентов, и впервые за целое десятилетие Россия по доле военных расходов к ВПП обогнала Соединенные Штаты. За последние десять лет финансирование российской армии выросло на 108 процентов; по этому показателю Россию из крупных мировых игроков обошел только Китай – 170 процентов.

Учитывая, что всего три страны – США, Китай и Россия – расходуют на военные цели больше, чем все остальные страны вместе взятые, то для глобального соотношения сил, вероятно, не имеет решающего значения, что траты Саудовской Аравии на свою армию увеличились в прошлом году на рекордные 14 процентов. Или что бремя военных расходов саудовского королевства, определяемое по их удельному весу в ВВП, 9 с лишним процентов, формально тяжелее, чем в любой другой стране мира. Пока рост военного бюджета финансируется за счет стабильно высоких цен на энергоносители, выбор между "маслом и пушками", как говорят экономисты, между тем, что тратится на социальные программы, и тем, что тратится на военные нужды, осуществим без большого политического напряжения.

Наряду с США военные бюджеты урезают Франция, Великобритания, Италия, Япония, Австралия, Канада, хотя все они по абсолютному объему расходов на оборону остаются в числе ведущих пятнадцати держав мира. С другой стороны, коллеги России и Китая по БРИКС, Бразилия и Индия, последовательно увеличивают свои расходы на вооружения, хотя и далеко не такими стремительными темпами, как старшие партнеры по блоку. Торможение роста военных расходов в Бразилии адаптировано к общему замедлению темпов экономического развития страны; в Мексике, Никарагуа, Гондурасе, Гватемале, невзирая ни на какие экономические пертурбации, увеличение военных бюджетов диктует суровая необходимость противодействовать активизации наркокартелей и связанных с ними ультралевых экстремистов. Значительное увеличение военных бюджетов зафиксировано на Ближнем Востоке и в двух третьих всех стран Африки, причем даже без учета вливаний со стороны зарубежных доноров. Говоря о "черном континенте", это, прежде всего, Гана, которая часто отправляет своих солдат в миротворческие миссии, и богатый нефтью Алжир, стремящийся к региональному лидерству.

По подсчетам шведских исследователей, 23 страны, в большинстве своем – автократии, за минувшее десятилетие более чем вдвое увеличили расходы на оборону. Удовлетворению амбиций автократов способствовали либо быстрые темпы экономического роста, либо высокие цены на энергоносители, как, например, в Казахстане и Азербайджане. И лишь на последнем месте среди причин увеличения военных расходов в этой группе стран стоят собственно соображения безопасности, включая региональную гонку вооружений, как это имеет место в Ираке, Афганистане или Армении.

Что отражают эти сухие цифры? Являются ли они, перефразируя экономистов, "опережающими показателями" грядущих сдвигов в мировом балансе сил? Или, может быть, предвестниками надвигающихся войн? Либо предтечей политической нестабильности и рисков государственных переворотов? Эксперт по военному бюджету, сотрудник аналитического центра American Enterprise Макензи Иглен считает, что все эти данные вполне укладываются в русло того, что происходит уже на протяжении ряда лет: Запад, коллективно, разоружается, Восток, коллективно, довооружается, быстро и масштабно:

– Я говорю о тренде, опуская нюансы, как то единовременное уменьшение текущих военных расходов США вследствие сворачивания боевых действий в Ираке и Афганистане. В этом нет ровным счетом ничего страшного. Но Запад, в целом, не хочет инвестировать в военное строительство тех средств, без которых он не в состоянии играть ведущую роль в мировой политике. Было бы полбеды, если бы свертывание оборонных расходов на Западе шло рука об руку с уменьшением его глобальных интересов. Но вот последнего как раз и не происходит, а первое налицо. Это опасное противоречие, чреватое если не прямым риском войны Запада и Востока, то усугубляющейся нестабильностью, поскольку Восток, идущий на реальные жертвы ради удовлетворения своих честолюбивых замыслов, не захочет и далее потакать иллюзии Запада, будто тот может без усилий сохранять свое мировое лидерство. Руководители Европы и Северной Америки только подогревают аппетиты Востока своими заявлениями, которые ставят социальные функции государства выше обеспечения национальной безопасности, превозносят дипломатию и объявляют анахронизмом применение военной силы или угрозу силой.

"Запад жаждет извлечь "мирные дивиденды" из окончания войн в Ираке и Афганистане, и Восток, зная об этом, укрепляет его в ложной вере, будто эти дивиденды реальны, а не мнимы, коими они на самом деле и являются", – замечает Макензи Иглен. По ее словам, подавляющему большинству американцев невдомек, что военное присутствие США сужается во всех регионах мира, а военный потенциал других крупных держав и локальных игроков усиливается, и что сжатие этого разрыва повышает вероятность вооруженных конфликтов. Восстановить же свое присутствие в реальном времени в зоне обостряющейся конфронтации будет для США делом куда более трудоемким и дорогостоящим.

Не все военные эксперты разделяют тревогу аналитика мозгового треста American Enterprise по поводу цифр, приведенных Стокгольмским институтом. Скептиком числит себя, в частности, Эдвард Люттвак, ведущий сотрудник Центра Международных и стратегических исследований:

– Начнем с того, что агрегированные экономические показатели как таковые, ВВП и ему подобные, являются далеко не всеохватными и противоречивыми. Во-вторых, военные расходы, выражаемые в виде процента ВВП, покрывают не только вооружения, перспективные технические разработки и обучение личного состава; они также маскируют коррумпированность военачальников и связанных с ними гражданских лиц, их некомпетентность, нерациональное субсидирование морально или физически устаревших оборонных предприятий и так далее. В-третьих, и об этом ни в коем случае нельзя забывать, корреляция между военным бюджетом и реальной боеспособностью вооруженных сил очень слабая; нередки случаи, когда две армии при равном финансировании отличаются по своей боеспособности в разы. Отдача на единицу затрат обычно варьирует между странами в пределах от десяти до девяноста процентов. В частнопредпринимательской системе хозяйствования разница в эффективности двух предприятий всего в несколько процентов легко оказывается для отстающего летальной, но в том, что касается армий, эта разница может в течение длительного времени оставаться порядковой – без глобальных последствий.

– В каких армиях этот разрыв между финансированием и боеспособностью проявляется наиболее ярко, в воюющих или в не воюющих? Отчет Стокгольмского института исследования проблем мира на этот вопрос не отвечает.

– Мне кажется, это не имеет значения. И в тех, и в других. Индийская армия, к примеру, и хорошо финансируется, и имеет неплохой боевой опыт, но разлаженность между разными видами вооруженных сил и внутри их такая, что их общая эффективность совсем не высокая. При этом эффективность каждого отдельно взятого батальона может быть очень высокой. А сколько стран тратят большие деньги на военный флот, который они поддерживают в образцовых чистоте и порядке, но этот флот либо вообще не проводит учений, либо выходит в море только при полном штиле. Можно привести и такой пример: ВВС Объединенных Арабских Эмиратов и Катара насчитывают порядка 60 самолетов, но во время боевых операций в Ливии они смогли направить туда только по две машины каждый, остальные по причине низкой подготовки летчиков или плохой эксплуатации не могли подняться в воздух. Или посмотрим на ВВС Малайзии и Сингапура. Бюджеты их примерно одинаковые, но сингапурский воздушный флот по своему боевому потенциалу на голову превосходит малазийский.

В мире имеется порядка 170 государственных армий. Из них, считает Эдвард Люттвак, сколь-либо прилично способны воевать от силы семнадцать, и этот факт, по его оценке, изощренный статистический анализ Стокгольмского института, к сожалению, не вбирает. Правительство Ганы может израсходовать большое количество собственных и донорских средств на миротворческую миссию в Сьерра-Леоне, но эта миссия вследствие коррупции и низкого профессионализма личного состава выродится в фарс. Поэтому то, что тратят остальные государства вне "элитарного круга" семнадцати на свои армии, никак на судьбах мира не сказывается. На ком это сказывается, подчеркивает Эдвард Люттвак из Центра международных и стратегических исследований, так это на их собственных гражданах, ибо назначение армий подавляющего большинства стран состоит в предупреждении и усмирении внутренних беспорядков, нежели в отражении внешней агрессии.

Радио Свобода