В Русской Америке мне встречалось множество блестящих художников, писателей, музыкантов, даже шахматистов. Но тремя самыми яркими фигурами были Бродский, Довлатов и Бахчанян. Первый писал лучшие русские стихи, второй – лучшую русскую прозу, третий создал параллельный русский мир, такой же, как настоящий, только смешней. Но если двух первых принял переплет, то Вагрич по-прежнему витает в воздухе, в том числе – в эфире.
С тех пор, как четыре года назад Бахчанян умер, его даже стало больше. Стараниями вдовы Ирины выходят новые книги, открываются выставки, пишутся ученые статьи и, что еще важнее, обретают законное авторство эпохальные фразы, которые раньше считались народными. И все же Вагричу не так просто найти место в истории отечественной культуры, ибо Бахчанян – автор беспрецедентно разнообразный. Обычно его считали художником, но это только часть правды. С таким же успехом Вагрича можно назвать писателем, а еще лучше – поэтом, или, как это делал он сам, “художником слова”.
Его литературное наследие огромно и еще далеко не освоено. Отчасти этому мешает сам автор. Лаконичные фразы Вагрича настолько емки, что их нельзя печатать в подбор. Смешиваясь друг с другом, они вызывают у читателя головокружение. Когда-то, в газете “Новый американец” и в журнале “Семь дней”, мы печатали его лозунги на разворотах. Сегодня я бы помещал эти лапидарные и эпохальные высказывания на майки, бамперы машин, а лучше всего – в отрывной календарь. Бахчаняну идет массовое искусство – не зря его афоризмы так часто уходили в фольклор.
Словесные коллажи Бахчаняна напоминают его же визуальные тем, что обладают странными, почти магическими способностями расширять, менять и отменять оригинал – те составные части, из которых они составляются. Результатом его словесных экспериментов стало обновление системы литературных жанров, подвергшихся разрушительной концептуальной обработке. Тексты эти предназначены, пожалуй, не столько для чтения, сколько для вдумчивого разглядывания.
Вот, например, некрологи, где штамп официоза не преодолевается, а берется в соавторы. (Следует заметить, что этот текст датирован глухим 1971 годом).
НЕКРОЛОГ № 1
21 января 1924 года умер В. И. Ленин, а дело его живет.
НЕКРОЛОГ № 2
Центральный Комитет Коммунистической Партии Советского Союза, Президиум Верховного Совета СССР, Академия Наук СССР с прискорбием сообщают о том, что академик САХАРОВ АНДРЕЙ ДМИТРИЕВИЧ чувствует себя нормально и продолжает заниматься своей деятельностью.
НЕКРОЛОГ № 6
Комитет государственной безопасности сообщает о том, что 12 сентября 1979 года в 17 часов 30 минут в автомобильной катастрофе погибнет литератор Н.
Вот отрывок "эпического" произведения “Из жизни совхоза”, где виртуозная концептуальная работа с соцартовским материалом ведется задолго до того, как этот прием стал популярным.
Совхоз "Сатанинское Отродье" переименовали в "4-е Исчадие Ада", и все изменилось к лучшему. Ограбления в пассажирских самолетах стали редким явлением. 16 декабря в клубе показывали очень занятный фильм по сценарию весьма одаренного поэта. Водитель такси с детства считал строительство коммунизма побочным явлением. В совхозе "4-е Исчадие Ада" нет такого человека, который бы не слыхал об этом, но все думали, что это не он, а его брат считает строительство коммунизма побочным явлением.
Другому экспонату словесного паноптикума Бахчаняна трудно найти аналог в нормальной литературе. Пожалуй, ближе всего будет небывалый жанр – свихнувшиеся идиомы.
Инфракрасное знамя
Лестничный марш Дунаевского
Высшая мера поощрения
Позолоченная середина
Древко поэзии
SOSреализм
Знак злокачества
Платить натурой в рассрочку
Жилплощадь Восстания
Наставлять рога на путь истинный
Горькие слезы радости
А вот мой любимый жанр: отрывки из бесконечной пьесы Бахчаняна, опубликованной в еще недостаточно оцененной книге “Вишневый ад”. Каждому хорошо известному персонажу здесь досталось ровно по одной реплике. Я так и вижу, как это бы смотрелось на сцене или телеэкране в исполнении талантливого, умеющего мгновенно перевоплощаться актера, вроде Бенни Хилла или Райкина.
Герострат: Всем лучшим во мне я обязан книгам
Венера Милосская: Мойте руки перед едой
Вильгельм Телль: Не стой под стрелой
Ньютон: Яблоко от яблони далеко не падает
Дальтон: Все стало вокруг голубым и коричневым
Мюнхгаузен: Правда глаза колет
Наполеон: В Москву! В Москву! В Москву!
Сизиф: Кончил дело – гуляй смело
Ну, и наконец, вышедшие посмертно “Записные книжки”. Этот опус займет на полке свое законное место рядом с записными книжками Чехова, Ильфа и Довлатова уже потому, что там есть “Великая китайская стена плача”, “Клоп-вегетарианец” и “Временное бессмертие”.
