«Появилась надежда на спасение. Он ободрился, решив принять некоторые чрезвычайные меры для ограждения своей жизни от притязаний рока. Он перестал выходить на улицу. Он не брился. Он сказался больным, и хозяйка покупала для него продукты, а сосед передавал ему через нее то апельсин, то журнал, то слабительный порошок в кокетливом конвертике. Он мало курил, много спал, в меру питался, решал крестословицы, дышал через нос и на ночь раскладывал на коврике около кровати мокрое полотенце, дабы сразу проснуться от холодка, ежели тело его в лунатическом трансе вздумает уйти из-под надзора мысли».
Примерно так представлял себе состояние человека, решающего кроссворды, первый их русский составитель Владимир Набоков. Термин, им придуманный и не раз метонимически обыгранный («Они обычно встречались по ту сторону железнодорожной ложбины, на тихой улице по близости Груневальда, где массивы домов (темные крестословицы, в которых не всё еще решил желтый свет) прерывались пустырями»), в употребление так и не вошел. Да и в качестве сочинителя крестословиц Набоков оказался халтурщиком – вот одно из его творений, помещенное в берлинской газете «Руль», куда он их поставлял на постоянной основе. Кроссворд, непременный атрибут размеренной жизни и незаменимое средство занять ум и душу (рассказ Набокова, с цитаты из которого я начала, называется «Занятой человек»), присутствовал, кажется, во всех советских газетах и еженедельниках. Заполнять клеточки буквами было интереснее, чем смотреть телевизор: это занятие требовало регулярных консультаций с энциклопедией, энциклопедия уводила черт знает куда, вечер сменяла ночь, ночью снились олени.
Сегодня приличные еженедельники и газеты кроссвордов не печатают (МК – редкое исключение). Штучные игрушки сменил мутный поток серых брошюр, где незнакомые слова попадаются только на обложке (сканворды, судоку, чайнворды), и почему это происходит, никто, как всегда, не знает.
Дух времени, скорость жизни и наступление интернета тут совершенно ни при чем: на Западе кроссворды продолжают исправно выходить в ведущих изданиях, редактор отдела кроссвордов The New York Times Уилл Шорц пользуется умеренной известностью в широких кругах (здесь можно прочитать обширное интервью с ним двухлетней давности), а экономика кроссвордов публично обсуждается – например, в блоге для умных The Owl.
С одного конца экономической цепочки находятся люди – конструкторы, сочиняющие кроссворды. Они отсылают готовую продукцию (объяснения слева через два пробела, после номера точку не ставить) редактору соответствующего отдела, тот рассматривает предложенное столько, сколько ему будет удобно (не так давно в New York Times вышел кроссворд, отосланный редактору в 2001 году), а после напечатания автор получает гонорар. Обычно он не превышает сотни долларов за ежедневный и трехсот за увеличенный воскресный кроссворд. Прожить на эти гонорары, как и на едва ли не любой фриланс, нельзя, но любители подработать тем не менее не переводятся. Однако есть и конструкторы, готовые поставить всю эту газетную экономику под вопрос:
Times покупает все права на кроссворды, что позволяет перепечатывать их в бесконечных сборниках вроде The New York Times Light и Easy Crossword Puzzles. Шорц называет их «лучшими сборниками кроссвордов в стране». Составители кроссвордов уступают все авторские права New York Times Company – в этой отрасли это стандартная практика. Посетители сайта NYTimes.com хорошо знакомы и с сувенирной продукцией, на которой изображены кроссворды (кружки, майки, календари и т.д. – это активный маркетинг со стороны бумажного издания), и с платным телефонным сервисом, куда можно позвонить и узнать ответы на кроссворды (это, очевидно, для тех, кто еще не освоил Google). Кроме того, кроссворды сильно влияют на тиражи. Многие покупают газету или даже подписываются на нее частично или целиком из-за кроссворда. Конечно, тут есть и расходная часть – например, гонорар Уилла Шорца, работа проверяльщиков и так далее, но это все мелочи по сравнению с миллионами долларов, которые приносят кроссворды. Авторам же перепадает из них менее 200 тысяч долларов.
Восставать против Times бессмысленно: у них и так – стараниями Уилла Шорца – самые высокие гонорары в США (200 долларов за ежедневный и тысячу за воскресный кроссворд). Но автор процитированного мной пассажа Бен Тосиг решил попробовать новую схему. Когда проект Onion A.V. Club, где он редактировал раздел кроссвордов, отказался от этого формата, Тосиг с коллегами перезапустил его на отдельной платформе, изменив схему оплаты для авторов: он платит сотню сразу плюс гарантирует фиксированный процент от продажи головоломок на разных платформах, в специальных приложениях, книгах и пр. Довольно быстро общая сумма, которую конструктор получает за кроссворд, превысила щедрые двести долларов, выбитые Шорцем из менеджмента Times. Стандартная схема для авторской продукции, тем более что эти кроссворды в полной мере отвечают авторским стандартам. Они весьма изящные, всегда тематические и довольно смешные. Общий стиль конкретно этого кроссвордного предприятия – остроумно сформулированные «тупые шутки» на сексуальные темы. Вот пример (переводить и объяснять, увы, слишком длинно): Caleb Madison's recent "Deal with one's period, perhaps?" (4 буквы) … EDIT.
Резонный вопрос: а что у нас? Почему кроссворды переместились из редактируемых изданий в бессмысленные сборники? Ответа у редких редакторов, которые еще держат у себя кроссворды, мне получить не удалось. Поиски среди близких феноменов – шахматных задач и ребусов (на которых все советские дети росли, начиная с «Веселых картинок») – принес такие плоды. Как сообщили мне в редакции, составитель шахматных задач для одного из петербургских еженедельников, очень пожилой мастер спорта по шахматам и даже академик, подходил к делу крайне серьезно и получал за одну задачку 200-300 рублей. Продукция его занимала крайне немногочисленную аудиторию пожилых женщин, и собственник в силу неэффективности рубрики в конце концов от услуг дедушки отказался. Задачку сменил красивый еженедельный ребус. Его за тысячу-полторы делал в каждый номер молодой художник-график, которого хватило на год. Что жаль. Ребусы были красивые – и лично я их всегда разгадывала.
Собственно, в нашей ситуации ставит в тупик даже не мизерность гонораров, а отсутствие в жанре кроссворда штучной продукции, адресованной остроумной и образованной аудитории – читателям еженедельной и ежедневной прессы. Исследовать причины этого авторского провала я даже не стала: они очевидны еще из поделок Набокова. Набоков едва ли не лучше других русских понимал толк в личном мастерстве. Но кроссворды были для него халтурой. За прошедшие с тех пор почти сто лет халтурой в России стали не только кроссворды, но и вещи, в которых сам Набоков отсутствие ответственной авторской работы даже и предположить не мог, а именно литература.
Думаю, впечатляющая прошлогодняя публикация Оpenspace о провинциальных писательских фабриках довольно точно описывает и производство кроссвордов для серых сборников, которыми завалены наши газетные киоски. Только условия там еще хуже, а платят еще меньше. Чтобы были royalties, должны прежде всего быть авторы. А когда есть авторы, легко заниматься душой: много спать, в меру питаться, решать крестословицы, дышать через нос и на ночь раскладывать на коврике около кровати мокрое полотенце, дабы сразу проснуться от холодка, ежели тело в лунатическом трансе вздумает уйти из-под надзора мысли.
