ВАШИНГТОН---Начиная с 10 декабря, Россия прекратила эксплуатацию Габалинской радиолокационной станции, расположенной на территории Азербайджана. Москва и Баку в ходе сложных переговоров не смогли прийти к взаимоприемлемому компромиссу по статусу, принципам и условиям использования этого объекта. Какие последствия это может иметь для российско-азербайджанских двусторонних отношений, а также для ситуации в Кавказском регионе в целом?
Сегодня и Москва, и Баку выражают осторожный оптимизм по поводу ситуации вокруг Габалинской РЛС. С российской точки зрения все задачи, которые ранее решала радиолокационная станция на территории Азербайджана, способен выполнять новый объект в Армавире. По мнению же азербайджанских политиков и экспертов, решение о прекращении эксплуатации станции имеет для их страны двойное значение. С одной стороны, Баку проявил твердость, показал характер, что способствует укреплению позиций страны на международной арене. А с другой стороны, Россия и Азербайджан и без Габалы имеют внушительный список общих тем, позволяющих не рассориться. Так, может быть, прекращение эксплуатации и является оптимальным решением, удовлетворяющим обе стороны?
Ответ на этот вопрос не так прост, как кажется. Габалинская тема распадается на несколько отдельных сюжетов, каждый из которых предполагает свой ответ. Прежде всего, решение России прекратить эксплуатацию военного объекта на территории сопредельного государства в очередной раз подтверждает тезис о том, что присутствие Москвы в «ближнем зарубежье» отнюдь не является идефикс для Кремля. И напротив, опровергает утверждения о том, что главнейшей целью российской политики является тотальный контроль на просторах бывшего СССР любой ценой и с любыми издержками. Какая бы риторика относительно «геополитических катастроф» ни произносилась для внутренней аудитории, в реальности просчет выгод и издержек уже давно является более важным приоритетом для Кремля. И в рамках этой логики иметь свою «суверенную станцию» в Краснодарском крае намного лучше, чем кланяться и вести переговоры с другим государством. Понятное дело, этот подход имеет исключения. Он не распространяется на сферы и регионы, где с интересами России по разным причинам не хотят считаться.
Следует напомнить, что Москва не в первый раз отказывается от эксплуатации военных объектов на постсоветском пространстве, если по тем или иным причинам условия ее не устраивают. Не так давно она это продемонстрировала в отношении РЛС в Севастополе и в Мукачеве. Данный шаг дался нелегко, и он также сопровождался сложными переговорами, и в конечном итоге не был найден компромисс. Однако ни к какому коллапсу в российско-украинских отношениях это не привело. В случае же с Габалинской станцией Владимир Путин еще в 2007 году на саммите «большой восьмерки» в Хайлигендамме предлагал использовать российский радар в Азербайджане в качестве альтернативы радару слежения, который предполагался в Восточной Европе. Таким образом, еще 5 лет назад Москва рассматривала возможность, как минимум, отказаться от своих эксклюзивных прав на Габалу. И сегодня военные эксперты в России фактически сходятся на том, что прежнего военного значения объект, введенный в строй еще в период холодной войны, не имеет.
Однако значение Габалинской РЛС не ограничивается одними лишь военно-техническими и финансовыми аспектами. Даже если бы практическое значение станции было нулевым, она все равно выполняла для России функцию одного из «якорей» в прикаспийской республике. Он позволял проводить аккуратное балансирование между «стратегическим союзником» Москвы Арменией и «стратегическим партнером» Азербайджаном. После декабря 2012 года этот «якорь» будет уже невозможно использовать, если только вдруг Баку не вернется к этой теме снова. В некоторых экспертных и политических кругах Азербайджана (речь не о высшем государственном уровне, конечно же) царит определенная эйфория по поводу «освобождения от имперского наследия». Однако всякая свобода, как известно, имеет много сторон и измерений. Да и евразийская геополитика не ограничивается форматом российско-американских отношений. У Азербайджана нет возможностей для того, чтобы самому полноценно эксплуатировать станцию. Не исключено, что свой интерес к ней проявят другие страны. Те же США, Турция или Израиль. Но такой интерес несет не только сплошные выгоды. Просто потому, что он неизбежно повлечет за собой, как минимум, сдержанную, если не негативную реакцию Ирана, с которым у Азербайджана не самые простые отношения. И в Баку прекрасно понимают, насколько опасно быть вовлеченным в любые антииранские геополитические проекты. Не стоит забывать, что «габалинский якорь» имел и обратную направленность. С его помощью Баку пытался повлиять на отношение Москвы к нагорно-карабахскому урегулированию. После декабря 2012 года такую возможность уже нельзя использовать.
И вот здесь следует четко осознать, что Габалинская история закрыла лишь один набор проблем, открывая другой. И многое в дальнейшей динамике российско-азербайджанских отношений будет зависеть от того, каким образом будет интерпретировано декабрьское решение. Если конструктивное обсуждение всего комплекса двусторонних проблем возобладает, то данный вопрос будет постепенно вытеснен на обочину повестки дня.
Радио «Эхо Кавказа»
Сегодня и Москва, и Баку выражают осторожный оптимизм по поводу ситуации вокруг Габалинской РЛС. С российской точки зрения все задачи, которые ранее решала радиолокационная станция на территории Азербайджана, способен выполнять новый объект в Армавире. По мнению же азербайджанских политиков и экспертов, решение о прекращении эксплуатации станции имеет для их страны двойное значение. С одной стороны, Баку проявил твердость, показал характер, что способствует укреплению позиций страны на международной арене. А с другой стороны, Россия и Азербайджан и без Габалы имеют внушительный список общих тем, позволяющих не рассориться. Так, может быть, прекращение эксплуатации и является оптимальным решением, удовлетворяющим обе стороны?
Ответ на этот вопрос не так прост, как кажется. Габалинская тема распадается на несколько отдельных сюжетов, каждый из которых предполагает свой ответ. Прежде всего, решение России прекратить эксплуатацию военного объекта на территории сопредельного государства в очередной раз подтверждает тезис о том, что присутствие Москвы в «ближнем зарубежье» отнюдь не является идефикс для Кремля. И напротив, опровергает утверждения о том, что главнейшей целью российской политики является тотальный контроль на просторах бывшего СССР любой ценой и с любыми издержками. Какая бы риторика относительно «геополитических катастроф» ни произносилась для внутренней аудитории, в реальности просчет выгод и издержек уже давно является более важным приоритетом для Кремля. И в рамках этой логики иметь свою «суверенную станцию» в Краснодарском крае намного лучше, чем кланяться и вести переговоры с другим государством. Понятное дело, этот подход имеет исключения. Он не распространяется на сферы и регионы, где с интересами России по разным причинам не хотят считаться.
Следует напомнить, что Москва не в первый раз отказывается от эксплуатации военных объектов на постсоветском пространстве, если по тем или иным причинам условия ее не устраивают. Не так давно она это продемонстрировала в отношении РЛС в Севастополе и в Мукачеве. Данный шаг дался нелегко, и он также сопровождался сложными переговорами, и в конечном итоге не был найден компромисс. Однако ни к какому коллапсу в российско-украинских отношениях это не привело. В случае же с Габалинской станцией Владимир Путин еще в 2007 году на саммите «большой восьмерки» в Хайлигендамме предлагал использовать российский радар в Азербайджане в качестве альтернативы радару слежения, который предполагался в Восточной Европе. Таким образом, еще 5 лет назад Москва рассматривала возможность, как минимум, отказаться от своих эксклюзивных прав на Габалу. И сегодня военные эксперты в России фактически сходятся на том, что прежнего военного значения объект, введенный в строй еще в период холодной войны, не имеет.
Однако значение Габалинской РЛС не ограничивается одними лишь военно-техническими и финансовыми аспектами. Даже если бы практическое значение станции было нулевым, она все равно выполняла для России функцию одного из «якорей» в прикаспийской республике. Он позволял проводить аккуратное балансирование между «стратегическим союзником» Москвы Арменией и «стратегическим партнером» Азербайджаном. После декабря 2012 года этот «якорь» будет уже невозможно использовать, если только вдруг Баку не вернется к этой теме снова. В некоторых экспертных и политических кругах Азербайджана (речь не о высшем государственном уровне, конечно же) царит определенная эйфория по поводу «освобождения от имперского наследия». Однако всякая свобода, как известно, имеет много сторон и измерений. Да и евразийская геополитика не ограничивается форматом российско-американских отношений. У Азербайджана нет возможностей для того, чтобы самому полноценно эксплуатировать станцию. Не исключено, что свой интерес к ней проявят другие страны. Те же США, Турция или Израиль. Но такой интерес несет не только сплошные выгоды. Просто потому, что он неизбежно повлечет за собой, как минимум, сдержанную, если не негативную реакцию Ирана, с которым у Азербайджана не самые простые отношения. И в Баку прекрасно понимают, насколько опасно быть вовлеченным в любые антииранские геополитические проекты. Не стоит забывать, что «габалинский якорь» имел и обратную направленность. С его помощью Баку пытался повлиять на отношение Москвы к нагорно-карабахскому урегулированию. После декабря 2012 года такую возможность уже нельзя использовать.
И вот здесь следует четко осознать, что Габалинская история закрыла лишь один набор проблем, открывая другой. И многое в дальнейшей динамике российско-азербайджанских отношений будет зависеть от того, каким образом будет интерпретировано декабрьское решение. Если конструктивное обсуждение всего комплекса двусторонних проблем возобладает, то данный вопрос будет постепенно вытеснен на обочину повестки дня.
Радио «Эхо Кавказа»